был голос самой души. Того человека, кто чувствовал себя, в отличие от многих остальных, не множителем мира, только малой частью, но умел видеть, слышать и ощущать гораздо большее, чем можно было представить.
В этом Городе горящих торфяников
Раз за разом гоняешься за пустынным преданием,
Как за сказкой, нелепой, устаревшей, жалостной,
Излитой пером бесталанных писателей.
Это Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий,
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Правда выбор судьбы не за ним.
Да и только…
Словам вторил еле слышный гитарный перебор, ветер подхватывал робкое, трепетное дрожание струн, и откуда-то со стороны, словно продравшись сквозь густоту пространства и времени, повеяло вдруг далеким, таинственным, непознанным, но внезапно ставшим на мгновение таким отчетливо ясным, живым, знакомым…
И снова повеяла-подхватила его песня, снова вплелся в сознание чужой, но такой близкий и понимающий голос, снова понятные, простые в обычной жизни слова сложились во что-то большее, чем просто звук:
В этом Городе горящих торфяников
Каждый день, словно стая голодных зверей
Разрывает на части бессонные ночи слабых,
Уставших от жизни несчастливых людей.
В этом Городе горящих торфяников,
На остывших бульварах, в умах безрассудных
Пустота начинает зализывать раны.
Все пришедшие мысли – в нее.
В ниоткуда…
Светлое видение поднялось из душного, дрожащего предгрозового марева, оттеняя и обесцвечивая желто-седое небо и в мгновение словно меняя его, освобождая от лишней высоты.
Тихий несуществующий город – весь словно составленный из опрокинутых на бок спичечных коробков-домиков. С ветвящимися улочками и отглаженными солеными ветрами пастельными стенами из хрупкого песчаника, с мостовыми и круглыми, похожими на глаза, чердачными пыльными окнам под самой крышей. С изломами поржавевших змей водопроводных труб и темными гулкими подъездами.
Город дрогнул, подхваченный воздухом, и застыл, набираясь ветром, становясь все более объемным и действительным.
Снова откуда-то повеяло морской солью и пропеченными солнцем выброшенными на берег кудрявыми водорослями, и снова повторил-пропел невидимый мелодичный голос:
Вот он, Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий.
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Только выбор судьбы не за ним.
За тобою.
Ветер стих, и голос словно надломился на миг, а потом и вовсе замер, затерявшись между частыми зубьями домов, но отдаленное эхо еще играло уходящими словами: «За тобой… за тобой…»
Кристина
