и быстрым шагом направился к Жерому, нашаривая бумажник.
– Вот вам, берите и проваливайте. Терпеть не могу недоразумений.
У ошарашенного Жерома в руке оказалась пятисотфранковая бумажка.
– «Мистер Мститель» принес вам четыре миллиона долларов! Я сам читал во «Французском кино»! Там целая полоса о сценарии, который целиком написал один француз и продал прямо в Голливуд! И этот сценарист – вы!
– Вы потеряете и то немногое, что у вас осталось.
– Два года! Я вам послал его два года назад, и вы заставляли меня его переделывать до тех пор, пока не получился сценарий как раз того фильма, который я видел сегодня утром! Вы всего лишь название сменили!
– В этом ремесле всех облапошивают хотя бы раз. Считайте это боевым крещением. Вам даже повезло. Наивность в нашем деле граничит с глупостью, а за глупость всегда надо расплачиваться. Что за дурацкая мысль – послать коллеге сценарий, даже не зарегистрировав свои авторские права?.. Я-то сделал это сразу же, как только его получил.
Рука Жерома нырнула в карман и вцепилась в бумеранг.
Он на секунду закрыл глаза и увидел в замедлении, словно на экране, как его орудие плашмя обрушивается на лицо Совегрэна. Изображение было четким: сплющенные от удара черты, струя гемоглобина, хлещущая из-под надбровной дуги, лопающаяся губа… И все в цвете, широким форматом. Этот жест избавил бы его от боли, но он все-таки удержался. Из-за Тристана.
– Я думал, на такое никто не способен.
– Добро пожаловать в клуб.
Совегрэн хотел было вернуться к своей компании, но Жером удержал его за руку.
– У меня брат не может ходить, я сам живу на улице…
– Министр культуры лично меня поздравил, – дескать, я показал американцам, что мы тоже можем писать, как они. Даже предложил представить доклад о сценарном кризисе во Франции. Так что не вздумайте мне угрожать.
Жером опять попытался его удержать, но на этот раз получил тыльной стороной ладони прямо по лицу.
– Американцы уже поговаривают о «Детфайтере-2». Мне вас будет чертовски не хватать, Жером.
Я
Кто из нас четверых робеет больше всех? Наверняка я, учитывая бессонную ночь, проведенную в ожидании этой встречи. Но не по себе явно всем. Мы неприязненно переглядываемся, сидя на поставленных друг против друга диванчиках, даже не пытаясь завязать знакомство.
У Матильды Пеллерен вид такой, будто она недоумевает, зачем вообще здесь оказалась. Временами выпрямляется, словно собираясь уйти, но по непонятной ей самой причине остается. Думаю, ситуация смущает ее чисто физически: навязчивое присутствие трех мужских тел в этом убогом помещении. Взгляды троих незнакомцев. Оценивающие.
Что тут удерживает Жерома Дюрьеца, понятно – бабки нужны. Некоторые умеют щеголять высокомерным презрением к собственной нищете, но Дюрьец не из таких, и его выдает малейший жест. Пожимая нам руки, он прятал свои манжеты, а потом, перед кофейным автоматом, делал вид, будто ищет мелочь в карманах. Когда я его угостил,
