его именем, как обычно.
Почему-то Робина смешило имя Альберт. Он не произносил его без фыркания и регулярно получал подзатыльники. «Ты выглядишь как самый настоящий… Альберт! Придется стать ученым или типа того», – говорил он, блуждая взглядом по светлым волосам и длинному крючковатому носу приятеля. Может быть, из-за своей беззаботности он и не воспринял возглас соседского деда о дозиметре серьезно.
– Радио настрою, – Ал достал из кармана старый телефон. Без интернета, зато с радиоприемником. – Опять учения?
– Кто знает.
Почти каждый в Грейспойнте имел дозиметр, еще с тех времен, как экологи протестовали против строительства станции, а потом, смирившись, начали выдавать местным измерители радиации. Мама Робина включала дозиметр всего раз или два, по просьбе Стива, который хотел увидеть, как работает счетчик Гейгера.
Взрослые не особо переживали об АЭС. В правительстве уверяли, что это безопасно, папа утверждал то же самое. Атомные реакторы функционировали без сбоев долгие годы и напоминали о себе разве что в годовщину запуска первого блока.
– Поверить не могу, что через неделю начнется учеба. Я угодил во временную дыру и не заметил, как закончилось лето, – пожаловался Робин.
– Туда ему и дорога.
Пока Ал настраивал свой раритет, Робин улегся на тротуар рядом с газоном перед домом, положив голову на сумку. И наблюдал за Альбертом, антарктическим пингвином, чьей естественной средой он называл холод, мороз и ночь.
Летом друг изнемогал от высоких температур, а Робину нравилось солнце и возможность раздеться до футболки.
– Не получается настроить радио…
– Купи себе новый телефон уже, не мучайся.
Последние слова «прошлой жизни» Робина звучали тривиально: «Купи себе новый телефон, не мучайся».
Затем началась настоящая суматоха. На крыльцо, на тротуаре у которого они развалились, выбежала мама. Прижимая мобильник к уху, она крикнула, чтобы Робин немедленно шел в дом, тот поднялся на локтях в полном замешательстве.
Позже он узнал, что случилось на станции.
И не поверил сразу. В сознании Робина об аварии им сообщали посредством сигнала воздушной тревоги. Как в фильмах. Робину становилось дурно, когда включали сирену – в основном, чтобы удостовериться в исправности. Кажется, сигнал придумали еще во времена европейской войны, предупреждая о налетах чужих бомбардировщиков. И авторам стоило собой гордиться – даже понятия не имея о нем, ты проникаешься волнением и едва не впадаешь в панику.
Сирена означала: «Что-то случилось, ты в беде, выясни это!»
Альберт медленно надел на плечи рюкзак, сказав, что пойдет в таком случае домой. Попрощался с Эшли, но та не отозвалась, волоча Робина к дому.
В тот день они с Алом виделись в последний раз.
Мама затащила Робина в комнату, закрыла дверь на замок и отрезала их от внешнего мира. Какое-то время она молчала, обмахиваясь
