враждебность. Родители ему щедро платили за услуги, больше, чем кто либо из жильцов мог себе позволить, потому он был с нами предупредителен, но если бы мог, наверное, с радостью переметнулся бы на сторону иных жильцов, к тому же близких ему по классовой принадлежности.
Дядя Миша бесперебойно обеспечивал наши печи дровами, и благодаря этому у нас царило тепло. Мне наша квартира казалась самым теплым местом во всей Москве. В те годы люди перебирались из больших квартир в маленькие, даже в комнаты или в кухни, то есть в любое помещение, которое можно было обогреть. А мы жили роскошно, как будто время остановилось на стрелке дореволюционных часов.
Стоит также сказать, что зима 1921 года выдалась особенно суровой. Людей заботили две вещи, дрова и еда. Я не особенно вникала в нашу ситуацию, но до меня доносились отголоски разговоров, долетали фразы, сеявшие беспокойство. Либо родители обсуждали вопрос, где достать кусок мяса, либо бабушка начинала плакать и говорить, что мы все умрем от голода, либо Зоя возвращалась домой с пустой сумкой после целого дня, проведенного в поисках продуктов.
У ее родителей в деревне под Москвой было небольшое хозяйство, где они раньше разводили свиней и держали корову, дававшую уникальное количество молока. Потом корову забрали, свиней забили, но все таки что то им удалось сберечь в закромах. Иногда Зоя ездила в деревню и обычно возвращалась либо с куском мяса, либо с салом. Но такие поездки были опасны, потому что военизированные отряды обыскивали пассажиров, ехавших в Москву из деревень.
Позже я пыталась понять, почему родители не эмигрировали, как это сделали многие их коллеги и друзья. Ответ напрашивается сам собой. Как моя бабушка, так и сестра отца не верили, что советская власть долго не продержится. А она не только держалась, но и укреплялась.
Однажды выходя из дома, я встретила дядю Мишу.
-Добрый день, барышня. Что вы сегодня ели на обед? - спросил он с подобострастной улыбкой.
-Как что? - удивленно ответила я.- Суп.
-Мясной суп?
-А какой же еще? Да, мясной. С овощами.
-А что еще?
-Котлету.
-Тоже из мяса?
-Конечно.
Он засмеялся:
-Как вы наивны. Кто же теперь ест мясо? В лучшем случае, это была кошечка.
-Не может быть! - вскрикнула я.
- Если не кошечка, то собачка.
Мне пришло в голову, что уже много месяцев я не встречала в нашем дворе ни кошек, ни собак, и меня охватило неприятное чувство.
Я вспомнила об этом разговоре много лет спустя, когда началась война и вокруг Ленинграда сомкнулось кольцо блокады. В конце ноября 1941 года около магазина, где мы получали по карточкам хлебный рацион, в течение нескольких дней я встречала белого пуделя, молча стоявшего на задних лапах с вытянутыми передними. Там были и другие собаки, но этот мне особенно запомнился. А потом больше я его
