это понял.
Перестав чистить тротуар, он смотрел на маму:
-Кто же отрицает, что вы здесь жили. Я работаю в этом доме много лет, и моя квартира тут. Если я что - то не так сделаю, у меня ее отберут. Пока вас не было, ситуация поменялась. Поймите меня.
- Я вас очень хорошо понимаю,- сказала мама, снова спустившись со ступенек. - Но я понимаю и другое. Если я ничего не сделаю, у нас не будет квартиры.
Затем видя, что повозка не двигалась, она обратилась к кучеру:
- Помогите погрузить вещи в коляску. Они поедут в другое место, разумеется, за дополнительную плату.
Возница, до этого мрачно следивший за перепалкой, бойко разложил вещи в повозке, потом отец помог мне подняться, занял место рядом, и мы отъехали.
Оглянувшись, я видела, как мама и дворник входили в парадную. Но перед тем, как за ними закрылась дверь, мама помахала нам рукой и послала воздушный поцелуй.
Прежде я никогда не была на той квартире, где жили сестра отца с мужем, и куда мы направлялись. Я знала только, что квартира находилась неподалеку от нашей, а потому нам не придется долго страдать от холода. Как только мы тронулись, я начала коченеть, теребила онемевшие руки, поджимала под себя ноги, но молчала, видя, что отец был поглощен своими мыслями и не обращал ни на что внимания.
Уже прошло достаточно времени с момента приезда в Москву, и теперь на улицах появилось много пешеходов. Повозки и экипажи двигались параллельно трамваям. На остановках большие толпы ожидали прибытия транспорта, и когда трамваи приближались, жаждущие занять места пробирались к трамвайным путям, оттесняя друг друга. Мы слышали крики и угрозы. Коляска ехала по Арбату, одной из центральных московских улиц. Оглядывая забитые фанерой витрины магазинов, кучки людей, окружавших одиноких продавцов на перекрестках, лицо отца утрачивало лучезарное выражение, замеченное мною на вокзале. Он сделался мрачным. Когда родители решили вернуться в Москву, они наивно полагали, что ситуация изменилась, порядок восстановлен и город живет жизнью, отличной от хаоса, в который окунулась провинция. Но глядя по сторонам, отец понял, что все сделалось только хуже.
Повозка остановилась у голубого двухэтажного особняка, выходившего фасадом в узкий переулок, и остановились. На этот раз, прежде чем начать снимать чемоданы, папа вошел в дом, оставив меня с кучером. Вскоре он вернулся, на лице сияла улыбка, вслед за ним вышла моя бабушка, вдова Самуила Матусевича, которую мы не видели после отъезда с Украины.
В квартире нас встретили шумно, радостно, слезы перемежались с поцелуями и бурными возгласами. Папина сестра и ее муж Андрей не переставали меня обнимать, удивляясь, как я выросла, повзрослела и похорошела. Бабушка вытирала слезы, которые струились по щекам, приговаривая, что счастлива снова увидеть сына. Папа целовал ее руки, а она гладила склонившуюся перед ней голову. Волнения и эмоциональность нашей встречи можно понять, если учесть, что в течение долгих месяцев никто не
