откликнулся: "Непременно посмотрим, непременно".
И они, отец Офонасий, Алексей Акинфиевич, Ерофей, оседлав коней, отправились к Поганкиному лесу, находящемуся в версте от усадьбы. Мертвец лежал на боку, скорчившись, одна рука вытянута вперёд, другая подвернута под тело. По внешнему виду отец Офонасий не мог уверенно сказать, что это был встреченный им ночью мужик. Однако изношенные лапти покойника оказались измазаны навозом. "Ты был у хлева", – сделал вывод отец Офонасий. "Вот и нет пришлого", – отозвался Алексей Акинфиевич. Отец Офонасий огляделся – мешка нигде не видно. Унёс кто-то мешок? Могли, конечно, и мужики позариться. Отец Офонасий посмотрел дальше. Чуть в стороне лежали шапка убитого и какой-то кусок бересты. Подняв бересту, священник увидел, что это самодельные ножны. "Ножа не было?" – спросил он. Нет, никто ножа якобы не видел. А если взяли, то ни в жизнь не признаются. Так, а это что? Отец Офонасий наклонился и поднял… сухарик.. Рядом с местом, где лежал сухарик – сильно накрошено.
"Наверное, мешок выворачивали, что-то искали". Отец Офонасий положил сухарик в рот. "Такие сухари, Алексей Акинфиевич, у тебя в поварне сушат. Очень вкусные'. – "Мария?" – нахмурился Алексей Акинфиевич. "Сушит Мария, а с остальным разбираться след". Отец Офонасий осмотрелся тщательно вокруг, но больше ничего не заприметил. Тогда он взял мертвеца за плечо и перевернул его на спину. "Скорее всего на шайку нарвался, что пошаливать стала", – сказал Ерофей. Лицо покойника исказила боль. Кровавое пятно расплылось по левой стороне зипуна. "А удар-то умелый", – сказал Алексей Акинфиевич. "А могла женщина ударить?" – спросил отец Офонасий. "Какая с ножом ловка". Крестьяне перекрестились над покойником. "Упокой, Господи, душу раба твоего. Отходили твои ноженьки по земле, отбегали. Ради чего ты суетился? Нам то не вемо. На что жизнь свою потратил, и как она с тобой обошлась? Не вемо. Пусть грехи твои будут не тяжкими, а остальное тебе проститься, и душа успокоится и да пребудет в мире. Аминь"
Отец Офонасий наклонился и стал ощупывать одежду на убитом. "Дай нож, Алексей Акинфиевич", – попросил он. Алексей Акинфиевич подал нож с чеканной рукоятью. Отец Офонасий вспорол полу зипуна, что-то вынул и зажал в кулаке. Вернув помещику нож, он разжал кулак и спросил: "Он? В потайной полости спрятал". – "Он", – ответил Алексей Акинфиевич. На ладони отца Офонасия лежал золотой перстень с красивым сапфиром василькового цвета. Алексей Акинфиевич взял перстень, повертел меж пальцев и спрятал. "Что с мертвяком будем делать?" – "Надо в уезд сообщить", – сказал отец Офонасий. "Сообщим, – пообещал Алексей Акинфиевич. – Как же у него перстень оказался? Да ладно. Считай, что твоё дело окончено, батюшка. Хватит, и так настрадался. Вон глаз-то заплыл". – "Как скажешь, Алексей Акинфиевич. Дозволь только мне с Варварой переговорить. В твоём присутствии. Лучше будет, коли прояснить все неясности. И тебе спокойнее будет. Коли нет вины, не будешь мыслями мучиться. Если вина – простишь". Алексей Акинфиевич поразмыслил и ответил так: "Упрям ты, батюшка. Добро. Переговоришь".
Вернулись
