подивился на все штуки отца Офонасия, хмыкнул про себя, но промолчал.
Затем священник побывал в комнате Марфы, смотрел шкатулку, из которой пропал перстень. Следом, осмотрев все покои, в том числе, как показалось хозяину, из любопытства, отправился осматривать всю усадьбу. Отец Офонасий с тщанием осмотрел украшающую дом резьбу, в которой, словно живая, растительность переплетались с таинственными геометрическими знаками. Заходил во все хозяйственные постройки, разговаривал с людьми, наблюдал как пахтают масло и делают творог, трогал руками дерево стен, поглаживал и похлопывал лошадей в конюшне, смотрел им в зубы, мял в руках солому и пробовал её на зуб, заглянул в баню, ознакомился с яблоневым садом и огородом. Набравшись впечатлений, ушёл в отведённую ему небольшую, но уютную комнату-светёлку. Там, отказавшись от полдника, пробыл до обеда.
Алексей Акинфиевич, не понимающий действий священника и поэтому слегка недовольный им, сам-таки пошёл пригласить отца Офонасия отобедать, чем Бог послал. Постучав же и войдя к отцу Офонасию, Алексей Акинфиевич был опять удивлён и даже смущен. Одна из стен светёлки уже оказалась увешанной кусками бересты, а сам отец Офонасий, пристроившись у окна, острой палочкой чертил что-то на другом берестяном лоскуте.
"Что это ты, батюшка, никак приукрасить решил своё жилище подобно дитяте?" – спросил Алексей Акинфиевич, стараясь не выдавать своего смущения. "А что, краше стало?" – засмеялся тихонько отец Офонасий. Он подошёл к Алексею Акинфиевичу и протянул бересту: "Посмотри, как я её разукрасил. Лепо?" Помещик взял в руки бересту и увидел выцарапанного на ней человечка, то ли с палкой, то ли с саблей в руке.
И снизу подпись "Харитон". 'Это какой же Харитон? – стал соображать Алексей Акинфиевич. – Холоп мой? С саблей? Потому что боевой, со мной на службе?" – "И так и не так, – ответил отец Офонасий. – Посмотри сюда". Они подошли к стене и Алексей Акинфиевич увидел похожий рисунок с подписью "Пров", только с саблей опущенной.
"Растолкуй", – попросил Алексей Акинфиевич, вдруг увлекаясь. "Пров и Харитон заходили в дом в день пропажи перстня. Я невзначай поговорил с ними. Пров показался мне человеком спокойным, рассудительным. Немного скрытным. А вот Харитон горяч, обидчив. Даже дерзок". – "Верно подмечено. Согласен с тобой. И ты, значит, вот так их изобразил. Подозреваешь. Забавно. Знаешь, на войне они могут чужое взять. Но чтобы у меня… Если кто из них вдруг, худо тому придётся. А это ж кто?" Алексей Акинфиевич подступил к другим рисункам. "Все, кто мог взять перстень". – "Ага. Забавно. Дайка, угадаю.". Алексея Акинфиевича развлекло занятие. Он закрывал ладонью подпись снизу, всматривался в черты изображения.
"О! Девка. Кто она? Зубы скалит? Любка? Хохотушка наша?" Алексей Акинфиевич убрал ладонь и радостно прочёл: "Люба". – "Так оно. Весёлая девка и егозиста. От неё все можно ожидать. Приглядись к ней. Так. Тогда где же здесь Глаша? Ага. Думаю, вот она", – Алексей Акинфиевич указал на бересту рядом.
"Дика,
