объяснюсь, но прежде всего я хотел поведать тебе свой секрет – рассказать о нем сейчас же. Осталось еще два-три часа до того, как надо будет идти спать. Давай поднимемся на холм, к церкви.
Дверь церкви оказалась заперта. Они сошли с крыльца и отправились, рука об руку, искать место для спокойной беседы среди могильных камней. Стефан выбрал плоскую могилу, которая казалась более новой и чистой, чем все другие вокруг, и, присев на нее сам, потянул ее к себе за руку.
– Нет, не будем сидеть здесь, – сказала она.
– Почему нет?
– Простая прихоть, но не имеет значения. – И она тоже села.
– Эльфи, будешь ли ты любить меня, несмотря ни на что, кто бы что ни говорил против меня?
– О Стефан, что заставляет тебя повторять это постоянно и с такой печалью? Ты же знаешь, что буду. Разумеется, буду, – сказала она, придвигаясь к нему поближе, – что бы там о тебе ни говорили – а ничего дурного никто придумать не сможет, – я буду льнуть к тебе, как и раньше. Твой жизненный путь станет и моим тоже, и мы будем вместе до самой смерти.
– Думала ли ты когда-нибудь о том, кто мои родители или к какому обществу я могу принадлежать?
– Нет, не особенно. Я заметила один-два пробела в твоих манерах, кои показались мне довольно необычными, ничего больше. Я полагаю, ты принадлежишь к обществу обыкновенных людей, приобретших какую-либо профессию.
– Предположим, что у меня нет… что никто больше из моей семьи не имеет профессии?
– Мне все равно. Меня интересуешь только ты.
– Как ты думаешь, где я ходил в школу… я имею в виду, какого рода это была школа?
– Академия доктора Такого-то, – сказала она легкомысленно.
– Нет. Сперва я ходил в начальную школу, а потом – в народное училище.
– Всего только училище! Ну, что ж, я люблю тебя еще больше, Стефан, милый Стефан, – проворковала она нежно, – я правда тебя люблю. А почему ты рассказываешь мне об этом так многозначительно? Почему мне это должно быть важно?
Он прижал ее к себе и продолжал:
– Как ты думаешь, кто мой отец, чем он зарабатывает на свой хлеб, как говорится?
– У него на руках некая профессия или занятие, я полагаю.
– Нет, он каменщик.
– Вольный каменщик?
– Да нет же, крестьянин и поденщик-каменщик.
Эльфрида сперва ничего не сказала. Спустя некоторое время она прошептала:
– Это мне кажется странным. Но не имеет значения… почему это должно быть важно?
– Как, разве ты не сердишься на меня за то, что я не сказал тебе раньше?
– Нет, вовсе нет. А твоя мать жива?
– Да.
– Она добрая леди?
– Очень, лучшая мать на свете. Все в ее роду были состоятельными йоменами на протяжении столетий, однако она – всего лишь доярка на молочной ферме.
– О Стефан! – вырвалось
