Посейдону жесть такаяна ум державный! Узких лестниц плен
и смрад останков – всё ещё случится.
Я – Минотавр. Мой дом – зелёный Крит.
Над Кносским замком распевают птицы,
которым наплевать на Лабиринт!
Дионис
Неужто снова бык – фракийский, пьяный, буйный?
В звериный мех одет. Да нет – скорей «раздет».
Там нимфы в няньках. Быт фривольный. Танцев уйма
да амфоры с вином на завтрак и обед.
А в ужин – допьяна вакханки хлещут вина,
с безумием гетер терзают бога плоть.
Ему ещё в Аид, ему ещё в Афины,
где к Ариадне страсть уже не побороть.
Где нежность и любовь под знаком тяжких оргий
её ведёт к венцу. А он, добра и зла
не знающий границ, итог познает горький:
из божеских тенет – в похмельного козла.
Всё, как и в жизни. Всё: Олимпы, боги, мифы
да молодости пыл, что лезет на рожон!
Козлиной шкуры мех, пристрастий бурных рифы —
утоплены в слезах благочестивых жён.
Орфей
Поклонялся Солнцу-Аполлону
на горе Пангейской на востоке.
(Я бродила тем зелёным склоном
и глядела вдаль, сколь видит око…)
Золотою лирой и кифарой
так владел, что Муза замолчала!
(Я ж – на пианино, и гитарой
в комнате студенческой бренчала)
И потом – обрядам Диониса
был не почитатель. Жил любовью.
(Мой бокал искристого пронизан
светом искр и не вредит здоровью)
По горе Сакар, как тень без плоти,
всё бродил и кликал Эвридику.
(Радуюсь полезнейшей работе —
мою окна, чтобы солнца блики
и луны дорожка отражались
и входили в дом мой неослабно.
У Сакар к подножию прижались
улицы деревни моей славной)
Лебедем взлетит душа Орфея
над фракийским золотом и долом!
(Дамы, по Конону, не умеют
верить в лиру, следовать за долей)
Был убит менадами Фракии
наш Орфей – глашатай шовинизма.
(Обижаешь дам – они такие,
не спасли ни лира, ни харизма)
В царстве Пана
Гуляю в царстве Пана1. На ручей
взираю с любопытством – к водам Дана
спешит ручей, всеобщий и ничей,
чтоб стать рекой святою Иордана.
Гуляю в царстве Пана. Водопад,
остатки храма в честь шального бога
и танцы нимф с кликушеством менад
разносит эхо горного отрога.
Да, козлоногий, с длинной бородой,
он был рождён Олимпу на потеху.
Свирели Пана люд внимал простой
в соседних деревнях. И не до смеха
бывало тем, кто сну его мешал
после хмельных любовных излияний —
так страшен был звериных черт оскал
паничекой атаки
У источника и пещеры в Баниасе, у подножия горы Хермон на Голанских высотах, мы встречаемся с культом и храмом Пана, в греческой мифологии бога лесов, охотников и пастухов.
