я суженого твоего вызову, – продолжала она деловито, – он непременно появится и пойдет к тебе. Тогда ты должна выкрикнуть: «Чур меня!» Смотри не забудь.
– А то что будет? – спросила Евпраксия, переходя с шепота на едва слышный шелест.
– А то выйдет из зеркала – и тогда берегись, – пояснила Лушка, крестясь. – Он ведь не настоящий человек будет, а один только облик, как в сновидении. Тронет за щеку – родимое пятно на пол-лица выступит. Обнимет – ни молока, ни детей не будет. А ежели поцелует, то хуже всего. Поцелуй – на смерть. Что, княжна, не передумала?
Глаза няни диковато блестели в отблесках пляшущих язычков пламени.
Евпраксия молчала, собираясь с духом.
– Быстрей решай, – поторопила ее Лушка. – К полуночи банник из-под полка выползет, защекочет, а то и кожу обдерет. Надо было для него ржаную горбушку с солью захватить, да я позабыла совсем.
– Банник? – переспросила Евпраксия все тем же шелестящим шепотом. – А какой он? Ты его видела?
– Не только видела, а поленом раз огрела. – Лушка фыркнула наполовину смешливо, наполовину опасливо. – Мылась одна спозаранку, глядь – а в углу старик голый сидит, беззубым ртом слюни пускает. Лапищи свои ко мне протянул, я – за чурку березовую. Так и познакомились.
Говоря это, няня бросала опасливые взгляды по сторонам. Страх Лушки показался Евпраксии напускным. Прищурившись, она сказала:
– Не надейся, что я сбегу, банщика испугавшись. Давай гадать будем. Хочу своего жениха увидеть.
– Потом не жалуйся, – предупредила Лушка. – И не забудь «Чур меня!» кричать.
– Не забуду.
– Ладно. Смотри в зеркало. Молчи и не мигай.
Евпраксия застыла. Коридор, озаренный свечами, тянулся вдаль и уходил в никуда.
– Суженый-ряженый, – бормотала Лушка, – приходи не в саже. Приходи на ужин, очень ты нужен…
Евпраксия хотела сглотнуть, чтобы смочить пересохшее горло, и не сумела. В дальнем конце коридора произошло какое-то шевеление.
Суженый-ряженый, приходи не в саже…
Движение повторилось. Кто-то приближался. Об этом можно было судить по тому, как исчезали алые огоньки, заслоняемые от глаз девочки.
Приходи на ужин…
Подбородок Евпраксии отвис и мелко задрожал. К ней приближалась не одна мужская фигура, а несколько. Словно целая череда силуэтов надвигалась из мрака, торопясь добраться до обратной стороны зеркала, пока его не убрали.
Очень ты нужен…
Евпраксия беззвучно пошевелила губами. Она была не в силах произнести отворотное заклинание. Язык не слушался. Волосы на голове зашевелились, как от нашествия вшей, но это ужасом повеяло.
– Кто там, кто? – тревожно спросила Лушка, заметив изменившееся и побледневшее лицо воспитанницы. – Батюшки! – вскричала она, заглянув в черный проем зеркала. – Гони
