о лед,видно, шпана мне башку,
чтобы крепче была, разбивала.
Проданность
тем не грозит,
кого не подкупят ни тишь, ни гладь.
Свободу не сдавший впроголодь,
и за позолоченной проволокой
я буду по ней голодать.
Возвращение Артема
Я не верю, что Артема
быть не может где-нибудь.
Он от жизни не отломан,
он еще найдет к нам путь.
Принесет с ним воздух горный
очень раннею весной
самолет нерукотворный
для погибших запасной.
Все, что будет, нам не внове.
Лишних слов не говоря,
сам Артем нам скажет: «В номер!
Я в отлучке был не зря…»
Не представить, чтоб заплакал,
но жене шепнет: «Прости».
И с подошв уронит на пол
блестку Млечного Пути.
Все ли боли отболятся?
Все ли горести пройдут?
А убийц найти боятся,
потому и не найдут.
Нелегальная первая книга
К 75-летию Любомира Левчева
O, блаженство свободного мига!
Нелегальная первая книга
в моих вздрагивающих руках,
ощущающих счастье и страх.
Мне в Софии принес ее Левчев,
видя смолоду далеко,
и обоим нам стало не легче,
но зато тяжело, а легко.
Книга Джиласа Милована
под названием «Новый класс»
в глубь платоновского котлована,
в крови хлюпанье бросила нас.
Был соблазн всем иллюзиям клясться,
но мы поняли тайно – каков
клан притворно рабочего класса —
класс партийных крепостников.
Мы, ей-богу же, были красавцы,
да и наши стихи от души,
даже если их с хряском кромсали
слишком красные карандаши.
С нас потомки когда-нибудь спросят,
а мы спросим и с них в наш черед.
Груз иллюзий сумели мы сбросить,
но не бросить надежд и народ.
Лишь деньгами с ума не свело бы,
лишь бы рабство не пряталось в нас…
Чем больней были мы несвободны,
тем свобода нужнее сейчас.
В музее Кустодиева в Астрахани
Потому воспринимаю остро хамство
и люблю не серость —
буйные цвета,
что душа моя, наверно, астраханка,
и такой же буйной плотью налита,
как сказал Борис Кустодиев когда-то
перед красками природы виновато,
краски все сорвав,
как ягоды с куста…
Интуиция
А знаете, кто будет писать и так дивно – стихи?
Де —
вя —
но —
сти —
ки!
