Евтушенко из деревни
Хомичи Калинковичского района
Я ношу в себе Кали́нковичи,
и весь мир в себе ношу,
но все дело не в количестве
стран, а в том, чем я дышу.
Я дышу деревней Хом́ ичи,
где засовы без замков,
где быть замкнутым не хочется,
потому и я таков.
Я дышу, как по наитию,
пепел сглатывая с губ,
дымом, реющим невидимо
из хатынских черных труб.
И с безвинною виновностью
чую я, как пахнет синь
порохом из дул винтовочных,
где Хатынь и где Катынь.
И я вижу непрощательно
пепел множества людей,
да и пепел обещательных,
обнищательных идей.
Я воспитан пепелищами,
и хотя я с детства голь,
кто посмеет звать нас нищими
за богатство стольких горь.
Видел я в эвакуации
всю страну, голодный шкет,
а мне все не привыкается,
что ее на свете нет.
Было – падал, было – рушился,
но всю жизнь, как на войне,
и сроднились белорусинка
и сибиринка во мне.
Да и вся моя поэзия
в себе родину спасла,
партизанское, полесское,
ставя выше ремесла.
Не сидел я, правда, в лагере —
лагерь сам сидел во мне, —
где он, дед мой, неоплаканно
похоронен был в стране?
Я, за всех стоять наученный,
как за общую страну,
Ермолаю свет Наумычу
посвятил свою войну.
И связная партизанская
бабка Ганна-Беларусь
из колышущихся зарослей
шепчет мне: «Внучок, не трусь!»
В безвойновом новом будущем
пусть мне кто-то принесет
белорусских незабудочек
с партизанских тех болот.
И пульсирует, как жилочка,
может, главная во мне,
всем, кто спас меня, должиночка
где-то в самой глубине.
Я не столько из писателей,
и совсем не из богов,
сколько просто обязательный
отдаватель всех долгов.
Ода лопате
«А снег идет, а снег идет…»
Не прибегая к выдумкам и трепу,
Я расскажу про Пачикова Степу.
Ему происхождение удина
дороже было званья господина,
как будто бы за ним из дальней дали
как за посланцем горы наблюдали.
И словно смысл отцовского наказа,
он соблюдал свободный нрав Кавказа.
В студентах он не ввязывался в драки —
плакаты клеил: «Руки прочь от Праги!»,
запутывал, напялив туфли-лодочки,
следы, на них побрызгав малость водочки.
Его нашли и сладостно пымали,
да вот в компьютерах не понимали.
И был он, хоть и бес его попутал,
им нужен, словно он самокомпьютер.
Среди
