ума я схожу, что ли? – подумал Санек. – Как это НЕКУДА, когда – к Маринке? Потом – к Лехе».
Чувствовал он себя уже до странности неплохо. Легко. После такой очень трудной ночи. Санек оторвался от лавки. Купил на углу сигареты, сел в трамвай (всего осталось 84 рубля) – и поехал для начала к Маринке, на родную уже два года как, Пензенскую.
Повезло в первые минуты: код подъездного Санек не помнил, опасался, что без ключей долго придется ждать – пока кто-то откроет дверь, – но кодовый блок в подъезде был выворочен, оказывается.
Санек поднялся на третий этаж.
Дверь была совершенно другая, вот что. Номер – тот же, 39, а дверь – цвета беж, новая и дорогая. И звонок – черная элегантная такая пимпа.
Дом – тот же. Подъезд – тот же. Скамейки у подъезда – наизусть знакомые.
Предположим, Маринка выехала сразу, где-то в полночь. Тут же появилась хозяйка, поставила новую дверь. Если всю ночь ставили – вполне могло быть. Возможное дело. Хотя и бред, конечно.
Санек позвонил. Залаяло. Какая еще собака?
Тогда Санек звякнул в квартиру 38. Екатерине Ильиничне. Тоже что-то у нее было с дверью не то, но Санек решил не сосредотачиваться.
– Никого нет дома, – откуда-то снизу, от уровня Санькова пупа, ответил чистый детский голосок.
– А тетя Катя скоро будет? – спросил Санек.
Екатерина одна жила. Мужик Толя приходил два раза в неделю. Дочь Инна – в Латвии.
– Нет. Никого нет.
– А ты кто, пацан? Племянник?
Ни про каких племянников Кати Санек не знал. Но бывают же на свете племянники? Даже у Санька была племянница одна. Двоюродная.
– Я Саломэ, – ответила Саломэ.
– Слушай, ты мне только ключи отдай, и все. Катя должна сказать была. Тетя Катя. От тети Марины. Тетя Марина уехала, в Журовку, к маме. Я Саня. Саша. Тети-маринин дядя. Дядя Саша.
– Не знаю дядя Саша кто такой. Катя не знаю.
– Я сосед, – объяснил Санек. – Из 39-й квартиры. Тетя, которая там жила, уехала. А я остался пока.
– 39-я – это наша квартира. – Сказали из-за двери.
– Опа, – сказал Санек. – Нормально так. А ты почему тогда в 38-й?
– Это тоже наша квартира.
– Красиво живешь, я тебе скажу, – ухмыльнулся Санек. – А может, и весь дом твой? И два соседних?
– Это ты в чужие квартиры ходишь. Иди отсюда.
– Погоди. Значит, и 38-я ваша, и 39-я ваша, получается?
– Да. Папа купил. Багратику. Я если на все пятерки еще год буду, папа мне сороковую подарит. Уходи, пожалуйста, я в папину охрану позвоню.
– Слушай, э, как тебя, девчонка, – испуганно заговорил Санек и сел на корточки у двери. – Ты чего плачешь-то? Это мне надо плакать. Мне сейчас вот НЕКУДА, ты понимаешь? У меня же вещи там, в 39-й, где какая-то, блин, теперь долбаная собака.
– Сам ты, – сказала Саломэ. – Там Банзай. Он боецкий, понял? Багратик придет, его на тебя
