здорова? – зашептал Тимофей, оглаживая дочь по голове. – Как же так? Как же так, дитя мое неразумное.
– Я помочь хотела, чтобы они убрались, – так же шепотом отозвалась Марьяша.
– Куда ж они без коней-то уберутся, наших лошадок полезли бы отнимать. Неразумная, бедовая ты моя, – отец все гладил и гладил дочь по золотистым волосам.
– Матушка как?
– Спокойна, думает, я тебя от греха подальше к Федосье отправил. Не обижали тебя здесь? – заглянул Тимофей в глаза дочери.
– Обижали, – выпалила она, бросая дерзкий взгляд на Любима.
Любим почувствовал, что краснеет как юнец: «Да ведь не дошло ж, да может я бы и не стал… А я ей даже обуваться помогал, а она отцу сразу жаловаться».
Посадник напрягся, тоже окатив чужака недобрым взглядом.
– Обижали, этот вот курицей меня рязанской обзывал, – выпалила Марьяшка.
– Курица ты и есть, – не удержался Любим, с облегчением выдыхая.
– Больше ничего? – выдохнул и Тимофей.
– Да разве мало? Где это видано, чтобы боярскую дочь, посадникову, курицей кликали, а я ему еще кашу варила, старалась, а этот! – она опять зыркнула на Любима, пылая щеками, как и он.
– Не особо старайся, – к самому уху дочери наклонился отец, но Любим все ж смог услышать, – а то не заметишь, как от старания обрюхатит.
– Вот еще, – фыркнула Марьяшка.
– Про князя Ярополка правда? – кашлянул отец, пряча собой дочь от Военежича.
– Какая правда? – услышал Любим искреннее удивление.
– Что полюбовник твой?
– Врет!!! Врет! Не верь ему! – с шумом запротестовала Марьяшка.
«Вот ведь, курица, так-то искусно врать научилась».
– Ладно, даст Бог, потом разберемся. Здесь пока остаешься, не хочет воевода тебя отпустить.
Любим услышал тяжелый вздох девушки.
– Ты же меня вызволишь, правда? – зашептала она. – Я домой хочу.
– Вызволю, Ярополка ему сумею добыть, так отпустит.
– Нет! – взвилась Марьяша. – Не делай того, не нужно! Я выдержу и неволю, и боль, и позор, я сумею, – быстро зашептала она, – доля моя такая, сама выбрала. Не выдавай, они убьют его! – Марья вцепилась в руку отца.
«А говорила, что не полюбовница, – зло сжал челюсти Любим, – вот и всплыло!»
– Князья друг дружку не убивают, нету у них обычая такого, – попытался успокоить дочь Тимофей, – окаянными прослыть не хотят.
– Ну так в порубе сгноят, то еще хуже – медленно без света Божьего помирать. Не делай этого, он к нам гостем пришел, нам доверился! – в голосе Марьяши звучала отчаянная мольба.
– Да я за тебя десятками таких князей готов сдавать, – вырвал руку из ее цепких объятий Тимофей, – и не жаль мне их, а тебя, дурочку влюбленную, я жалею, и себя виню, что не уберег, не доглядел, – старик задыхался от волнения. –
