всё это, указывая своими тонкими пальцами то на старика, то на повозку, то в сторону, откуда и приехал, Корбл немым взглядом рассматривал скалистые горы, возле которых, небрежно порхая, веселилась стайка оседлых стрижей.
– Я очень благодарен тебе, Юрген, да благословит тебя и твоих друзей Бог. Доброго вам пути!
Корбл свободно кивнул крестьянину, на что тот, поправив свой коричневый тулуп, ответил тем же. Но буквально через секунду Юрген кинул свой косой взгляд на место, где стоял старик с повязкой на ноге, чтобы что-то досказать ему, но Корбл к тому времени куда-то исчез. Лишь стайка стрижей продолжала бессмысленно кружиться над болотцем, из которого шустро, но с прерывистыми волнами вылетел маленький юркий стриж, потянув за собой всю стайку в направлении шумного Мюлуза.
За пять минут эта маленькая юркая птичка долетела до того небольшого торгового городка, чей пошлинный путь проходил через границы Швейцарии и Священной Римской империи. Этот город славился своими быстрыми и оттого неразборчивыми постройками жилых зданий, то высоких – три этажа, то низких – одноэтажных, теснившихся почти вплотную друг с другом. Стены домов целиком состояли из красного кирпича, который, бывало, зажиточные семьи могли перекрасить в любой другой цвет. И даже крыши на разных зданиях слегка отличались друг от друга: островерхие, двух-, односкатные, покатые, рифлёные, черепичные, изогнутые, прямые, худые, дырчатые, в основном темно-зелёных или же коричневатых оттенков. Улочки непревзойдённо хороши, ровны, устойчивы, крепки, будто их вовсе не затронула война, тут есть даже отдельная площадь, предназначенная только лишь для торгашей – лошади запрещены и находятся на отдельной улице, хотя даже при таком условии жителям Мюлуза из-за порывистых ветров часто приходиться нюхать лошадиный дурно пахнущий навоз.
На одной из улочек, предназначенных только для людей, на зонтичную крышу маленького торгового домика, из которого доносился запах нежных сыров, пряностей и редких специй, присел наш прелестный желтобородый стриж и стал наблюдать, как за просыпанные крошки борется голубиная стая, и будто насмехался над их глупостью. И случайно среди возбуждённой азартом толпы людей он заметил худую до болезни девушку. Она была одета в серое мешковатое грязное и поношенное одеяние, а её открытая русая голова безвольно трепыхалась на ветру длинными блестящими локонами. Она, облокотившись на стену возле огромной каменной арки, отделяющей проездную часть дороги от торговой, слепо и бездушно поглядывала на прохожих. И в частности её взгляд пал на одного столь же голодного, как и она, пацанёнка, который, обращаясь через веру в бога, умолял скупого толстого пекаря о снисхождении и подачке в виде крохотного кусочка батона, хотя бы самого сухого и заветренного. На что тот, подняв свой крупный двойной подборок, грубо и бестактно ответил ему:
– Нет, ни куска, ни крошки не дам! Вон, иди отсюда, бродячий щенок! Такие, как ты, вечно отбирают у меня последние гроши! Лучше бы вы вообще не рождались!
И пекарь,
