вот, когда наступила Ночь, – которая, видя, сколь много бродит по городу взломщиков и карманников, от огорчения плюнула черной слюной, точно каракатица, – старуха, разгладив морщины на теле, собрала их в узел на затылке, хорошо стянув его бечевкой, и в темноте вошла, сопровожденная слугой, в спальню короля, где, скинув с себя тряпье, плюхнулась в постель. Король, что стоял с фитилем у пушки, как только заслышал, что она вошла и улеглась, весь намастил себя мускусом, обрызгался духами и бросился на ложе, как корсиканский пес. И на старухино счастье, за всеми этими благоуханиями он не почувствовал ни зловония ее рта, ни запаха подмышек, ни всей остальной вони, что исходила от этого пугала. Но как только он залез в постель и начал ее ощупывать, то обнаружил эту странную штуку сзади, старческий впалый живот и опавшие ягодицы несчастной старухи и, удивленный, не захотел в тот момент ничего говорить, а чтобы лучше разобраться на деле, нырнул на самое дно Мантраккьо, воображая, что стоит на берегу Позиллипо[135], и поплыл на угольной барже, представляя, что направляет роскошный парус флорентийской ладьи.
Когда же старуха, притомившись, задремала, король достал в ящике своего бюро из эбенового дерева и серебра сафьяновую сумку с огнивом, зажег светильник и произвел досмотр под одеялом и, обнаружив Гарпию вместо Нимфы, Фурию вместо Грации, Горгону вместо Киприды, пришел в такую ярость, что готов был перерезать сам себе канат, которым привязал такой корабль. Задыхаясь от гнева, он созвал слуг, которые, слыша среди ночи его крик, толпой с зажженными факелами взбежали по лестнице в опочивальню. Трясясь как полип, король сказал им: «Смотрите, какую прекрасную свинью подложила мне эта бабушка дьявола! Я, веря, что наслаждаюсь молочной телочкой, нашел себе матку буйволицы, думая, что встретил ясную горлинку, поймал эту грязную курицу; воображая, что вкушаю подлинно королевский кусочек, я держал в руках гадость, что попробовать да выплюнуть. Поистине, и хуже тому бывает, кто кота в мешке покупает! Но и эта, что так меня надула, не избежит расплаты! Хватайте же ее прямо как есть и кидайте вон из окна!»
Услышав это, старуха начала защищаться, отбрыкиваясь и кусаясь, говоря, что не признает приговор справедливым, что король сам притянул ее на веревке уговоров, убеждая прийти к нему на ложе, что она готова привести хоть сотню мудрецов в свою защиту, и наипаче такие изречения, как «из старой курицы бульон лучше» и «старую дорогу не меняй на новую». Несмотря на это, ее мгновенно схватили и, раскачав, сбросили в сад. Но на ее счастье, она не сломала шею, зацепившись волосами за ветви фигового дерева и повиснув в воздухе.
Тем же утром – еще прежде, чем Солнце взяло власть над территориями, которые согласилась уступить Ночь, – некие феи, проходя по саду, по причине какой-то досады не разговаривали между собою и не смеялись. Но когда перед их глазами явилось это повисшее в ветвях привидение, которое еще до положенного часа разогнало ночные тени своим видом, они принялись хохотать так, что чуть было не заработали грыжу.
Район Мантраккьо (от
