войны, которая резко контрастировала с ура-патриотической риторикой большинства российских средств массовой информации, в том числе и «демократических»… Его раздражение проявлялось тем отчетливее, чем больше он прислушивался к «грохоту грозненской канонады» – на этом фоне все запланированные на май торжества выглядели и циничными, и нелепыми.
Тем не менее в один из праздничных дней он надел парадный костюм и отправился в военкомат, где ему была вручена юбилейная медаль. Концерт армейской самодеятельности он посмотрел (представляете, какой-то сержант из музвзвода играл на баяне – но уйти было неудобно!), но от бесплатного обеда все же уклонился; вернулся расстроенный, ворчал и глотал пилюли…
15
Слухи о возможном присуждении Юрию Левитанскому Государственной премии России начали циркулировать еще зимой… Честно скажу: в удачный исход я лично абсолютно не верил.
Да, конечно, юбилейный год, последний поэт-ветеран, несомненно, достойный признания своих заслуг, как никто другой… Но ведь… вообразить только, сколько интриг роится вокруг вожделенной премии! Какие влиятельные силы, должно быть, задействованы ретивыми соискателями, чтобы склонить верткую фортуну к своим художественным прелестям! Какой там Левитанский со своими редкими публикациями, непрестанным ворчанием и стойким нежеланием выходить на улицу!
Даже когда положительное решение комитета уже стало фактом, он вдруг настойчиво заговорил о том, что принимать эту премию ему неловко, совестно: как же так, он, видите ли, непрестанно критикует власти в печати, а тут ни с того ни с сего примет от них «подарок»
– это, мол, напоминает чуть ли не взятку!
Да помилуйте, при чем здесь подарок, при чем здесь взятка, отвечали ему, кто ж еще больше, чем вы, достоин Госпремии? Власти просто констатируют факт, не больше.
Поэт широко, по-детски распахивал глаза: мол, о чем это вы?
И все же в назначенный срок он опять надел парадный костюм…
16
Все это время Юрия Левитанского неотступно преследовал так называемый «чеченский вопрос», который поглощал, казалось, его целиком и ни на минуту не отпускал от себя. С самого начала этой войны он занял твердо непримиримую позицию по отношению к российским властям, эту войну развязавшим и не знающим выхода из отчаянного тупика, в котором они оказались. Все выступления поэта в средствах массовой информации так или иначе «замыкались на Чечню» – оставаясь, к сожалению, гласом вопиющего в пустыне. В каждом разговоре он неуклонно возвращался к чеченской проблеме: «Россия в неоплатном долгу перед этим маленьким несчастным народом… Я думаю, что все слова о восстановлении целостности Российской Федерации – фальшивы, лживы насквозь. Нет, Чечня – это не Россия, это Кавказ, который мы захватили еще в прошлом веке, уничтожили множество людей, потом депортировали, а теперь уничтожаем опять… И так –
