зеленую травку, выросшую вдруг на большом довольно участке перед домом, сумел вернуться в вертикальное положение. Молодец.
– …Перезимовала неплохо, – пробормотал он.
– …Кто? – произнес я, не подумавши.
Он выкатил на меня глаз.
– Рожь! – рявкнул он. Как я мог забыть? Где-то уже в августе в прошлом году, потеряв вдруг на время интерес к сосенкам, он впал в хандру, почти не вставал. И в это время его посетил бывший его аспирант, а ныне тоже профессор, Васько. И взметнулись всходы! Прежние хозяева тут сажали картошку, теперь они с Васько посадили рожь! Масштаб, конечно, не тот, что был прежде у них, – но я, увы, не председатель колхоза. Но зато – признаюсь со стыдом, в первый раз – ежедневно и тщательно наблюдал, как всходит главная наша кормилица – озимая рожь. Сперва проклюнулись фиолетовые «пальцы», потом они стали раскручиваться в лист, изнутри выскочили прутики. К сожалению, неотложные дела заставили меня в начале сентября переехать в город и увезти бешено упиравшегося отца – поэтому мы лишились чудного зрелища: как ярко-зеленые озимые уходят под снег! Но перезимовали они, как утверждает отец, неплохо. Значит, надо быть готовым к страде.
– Смех, конечно… – Батя горестно оглядывал это убогое поле. Всё равно что адмиралу пускать лодочки в ручье. Но, каюсь, больший размах работ нам и не освоить. Батя грустил.
К счастью, в этот момент, словно лебедушка, подплыла Нонна с кастрюлей, поставила на стол под соснами и сняла крышку. Аромат, похоже, временно отвлек отца. Некоторое время мы, шумно всхлипывая, ели.
– Тебе добавки?
– Ага.
И наконец откинулись, удовлетворенные.
– Подходяще! – цыкнув зубом, отец произнес свою самую щедрую похвалу. Бывает и в нашей жизни счастье: мы на даче, все вместе, любим друг друга и пока что все живы. Переглянулись…
– А помнишь, в прошлом году, – сказал я Нонне, – когда мы выносили сюда наш суп, на запах его от соседей собачка приходила, старенькая совсем? Хромала, еле уже шла – но на наш суп приходила. Нет, что ли, больше ее?
– Да вот же она! Под столом! – обрадовалась Нонна.
3
«Наконец-то всё хорошо!» …Эйфория меня погубит! Размягченный идиллией, я оставил отца греться на солнышке, поднялся в комнату, раскрыл папку и стал читать его листочки.
…В детстве я очень любил купаться. Мне теперь кажется, что большую часть детства я провел в нашей славной Терсе – теплой, чистой, широкой. Мы плавали, ныряли, пуляли друг в друга водой. Даже когда шел бой и вдоль Большого проулка бил пулемет, мы всё равно пробегали через него к речке. Иногда пули на излете бились в густой, пышной пыли. Тогда мы накрывали их ладошкой и забирали с собой. Они еще долго были горячие. Вокруг шла гражданская война, и не всегда можно было понять, кто наступает, а кто отступает – в пылу боя им было некогда это нам объяснять. Помню, как у соседей убили подростка-сына. Семью эту в
