звёзды:
– Пей, подлый, пей, пока не обопьёшься, затем катись, куда пошлю тебя, но на билет обратный не надейся!
И дунул в спину мне. И я пошёл, гонимый сладким ветром в тьму долины, и третью осушил до половины, и очутился в сумрачных кустах.
Меня встречал муж вещий и зловещий, с чеканным профилем под лавровым венцом. Был одиноким он, как край Вселенной.
– Ты знаешь ли меня, о, водкохлёб? Я увожу к проклятым поколеньям, – сказал он глухо, глядя сквозь меня.
– Ой, мне как газ туда, ведь я как газ оттуда, – я в тон ему достойно отвечал.
– Я – тот, кто ты, но ты – не тот, кто я, – сказал сурово он, как будто проклял.
– Вас тгудно не узнать – спасибо Гафаэлю –
себя же я узнаю и без вас, – я мастерски парировал удар, слегка кичась своим образованьем.
– Венца венцу венцом не увенчать? – спросил он, расставляя мне ловушку.
– Кто Сциллой был – тому не быть Хагибдой, кто был луной – тому звездой не стать, – ответ мой явно был впопад вопросу.
– Да ты хитёр, неробок и находчив. Пойдёшь со мной – к увядшим берегам, к не до поры угасшим песнопеньям, к за ни за что загубленным мирам. На, пососи – путь предстоит неблизкий, – он дал мне подкрепиться, из венца безжалостно изъяв листок лаврушки.
Мы тронулись в путь. Был то ли день, то ли ночь – безлунная, беззвёздная, бессолнечная, безоблачная и безнадёжная. Сушёный лавр, произраставший вокруг макушки моего проводника (как же это полезно и современно – взращивать сад на голове!), отпугивал от нас маниаков и маниачек, кишмя кишащих в здешних подворотнях. Одна из подворотен вдруг встрепенулась, выгнулась и обернулась аркой наподобье триумфальной.
«ОСТАВЬ ОДЕЖДУ ВСЯК, СЮДА ВХОДЯЩИЙ», – был грозен слоган над её пролётом. Итак, опять мне предстоял стриптиз.
– Тебе – сюда, но одному, без старших, – был краток мой наставник в наставленьи.
Потом он мысль, смягчившись, подразвил:
– Там – первый круг, не очень, правда, круглый, скорее – загогулина, внутри находятся не то, чтобы живые, но также и не мёртвые – как ты такие же – не хуже и не лучше. Вот круг второй – там мёртвые совсем, а в третьем круге – мёртвые из мёртвых. Уверен, что ты понял, наконец: чем глубже круг – тем конченей мертвец.
Я дрогнул мысленно: «Чего я там забыл? Ох, чует, чует длинный нос с горбинкой: бедой оттуда пахнет для цуцундра!»
– А кто постегежёт мою одежду: подштанники, сандалии, футболку? – спросил я без надежды на успех.
– Да плюнь, иди в чём есть. Ты что – девица? Так, может, ты и прелести имеешь? – спросил меня наставник ядовитый.
Я возмущённо замотал головкой:
– Ни пгелестей, ни кожи и ни гожи.
Он с недоверьем оглядел меня всего:
– Нет, рожа есть. И кожа есть, как будто. Но лучше б не было обеих; вообще, с такою рожей – сразу б надо в пекло. Ну, скатертью
