Был он хмур и спокоен. Молча положил он на бревно свой левый мизинец. Добрая половина зрителей плюхнулась в обморок, недобрая – залилась слезами. Палач, снявши камзол и сглотнув нечаянную соплю, взмахнул топором.
– Стой! – воскликнула государыня. – Богемский закон: вот Дарья мечтает спасти вундеркинда, а если находится девушка, желающая выйти за приговорённого замуж – нашей милостью мы его милуем.
– Вашество, да ну его на фиг, и пусть рубят, – возмутилась Дарья, любимая царицына фрейлина – внебрачная дочь одного из её некогда весьма близких друзей, которой пока очень многое позволялось и которая – единственная из барышень – не грохнулась в обморок.
– Ваше Величество, лучше конец, пусть и такой ужасный, как у меня, чем бесконечная Дарья, – возник с эшафота и Аркаша.
– Цыц! – прикрикнула государыня. – Завтра венчаетесь.
– Что, прям в этом балахоне? – спросила Дарья, грызя ногти.
– Я без приданого такое не возьму, – снова встрял Аркаша. – У этого существа слишком острые зубы и слишком короткие ногти.
– Отвечаю по порядку. Платье тебе, Дашка, сварганит за ночь мусью G. А насчёт приданого я распоряжусь завтра.
– Но почему я? – крикнула Дарья, не желая мириться с такой вопиющей несправедливостью.
– Потому что я, – ответствовал ей Аркаша, завершая диспут.
Аркашу облепили, пытаясь пощупать его спасённый мизинец.
– Вы можете пощупать не только мизинец, – говорил им Аркаша. – Быстрее, быстрее, пока Дашка не видит.
– Мы долго думали, Аркаша, что же дать в приданое тебе – который и так ни в чём не нуждается, кроме, разве что, новых сюжетов да приступов вдохновения, дабы эти сюжеты побыстрей препарировать, – ласково сказала государыня утром.
Аркаша был в своём лучшем наряде – самых обтягивающих лосинах, рельефно обрисовывавших все его неотразимые аргументы. При этом одной рукой ему приходилось придерживать за рукав Дарью, а другой – принимать дары с поздравленьями. Услышав слова государыни, Аркаша слегка нахмурился.
– Так вот думали мы и решили, – продолжила государыня, от которой не сумела укрыться Аркашина хмурость, – отправим-ка мы тебя писать историю пугачёвского бунта: как закончится бунт, опишешь его историю – возвращайся, милости просим, но ранее тебя мы не ждём, потому как диспут ты всё-таки проиграл, а мы проигравших судим.
Аркаша отпустил Дарью и поклонился государыне в пояс:
– Щедра твоя царская милость, государыня – лучше б, право слово, казнила. Но не щедрее она моей вундеркиндовой благодарности. Вверяю тебе, государыня, на время моего отпуска, жену мою, Дарью, в полное твоё пользование, владение и распоряжение.
– Принимается, – обрадовалась государыня, – за женой твоей будем приглядывать и обучать её хорошим манерам и…
– Они у меня и так хорошие, – прервала императрицу Дарья.
– Ну, если хорошие, –
