Я давно не обращала на него внимания, как на мужчину и хотя мой любовник иногда пытался пробудить во мне прежние чувства, я оставалась непреклонной. Приближаясь ко мне, он натыкался на немой, презрительный взгляд, и ему ничего не оставалось, как, опустив глаза, виновато удаляться.
Иногда Стас уходил из дома и пропадал где-то всю ночь, но и это меня не волновало. Я безразлично относилась к тому, где он ходит и с кем. Стас злился ещё больше. Однажды он пришёл домой в подпитии и увидев котёнка у меня на руках, совершенно обезумел. В его взгляде я увидела тоже звериное выражение лица, что и при убийстве моего ребёнка. Я в панике схватила Снежка и выбежала во двор, на ходу застёгивая пуговицы на пальто.
Мы долго бродили по пустынным улицам, я плакала и прижимала единственного друга к груди. У меня, как и у этого несчастного животного, не было своего крова, я не могла его никуда пристроить и отпустила там, где когда-то подобрала. Слёзы застилали мне глаза, когда я возвратилась в ненавистный дом.
Стас, заметив, что котёнок исчез, опять стал ласков со мной, бросал заискивающие взгляды и радовался, как ребёнок. Это ещё больше ожесточило меня, он стал мне отвратителен.
***
Иногда к нам приходила дочь Стаса Агата – статная, ухоженная блондинка. Расчётливая и надменная, не способная на проявление хоть каких-то чувств, она смотрела свысока не только на меня, но и на отца. Но когда Стас предложил ей выйти замуж за Гену, вернее, за его кошелёк, она не задумываясь, согласилась.
Каким образом супруг зарабатывал деньги, её не интересовало. Главное, выйдя замуж, она получила всё и сразу: каждый год ездила отдыхать в экзотические страны; покупала дорогие вещи, автомобили, украшения; меняла, как перчатки, любовников. Она понимала, что если Гена разоблачит её, то и убить может, но риск лишь раззадоривал, придавал остроту ощущений жизни Агаты.
Стасу не нравилось поведение дочери, но что он мог поделать, когда сам избаловал её? Агата считала себя самостоятельной и не признавала авторитетов, даже отца не считала примером для подражания, хотя охотно пользовалась и его деньгами тоже. Она жила в другом конце города, в коттедже за огромным забором и заглядывала к нам редко. С отцом Агата предпочитала встречаться вне дома – в клубе или в кафе, но если всё же приходила к нам, то вела себя, как надзирательница. Она по-хозяйски бродила по комнатам, осматривала мебель, замечала каждую царапину на полу, каждую статуэтку, стоящую не на месте.
– Эмилия, – повелительным тоном обращалась она ко мне. – Не вытирайте пыль с мебели мокрой тряпкой. Неужели вы не знаете, что это портит полировку. И постилайте диваны пледами, иначе вы запачкаете обивку.
– Я не ваша служанка, – парировала я.
– Зато вы моя квартирантка, – язвительно ухмылялась она. – Я скажу папе, чтобы он за этим проследил.
Я молчала, еле сдерживаясь. Было понятно, что вечно так продолжаться не может.
