в тех краях высокие. Зимой туда только на лодке можно пробраться. У меня имение есть за перевалом.
– Не замерзают ваши заливы? – он вспомнил скованные льдом реки на Ньюфаундленде.
– Море теплое, да и фьорды наши неглубоки, мы по ним на веслах ходим. Хотите, я вас прокачу, я в имение собираюсь. Если вам нечего делать, – лукаво заметила норвежка.
– Прокатите, – испытующе взглянул на нее Ворон.
Она быстро и ловко гребла. Вокруг зеркальной воды фьорда поднимались горы. Листва с деревьев почти облетела, черная зелень елей карабкалась по склонам, рыжий мох покрывал острые скалы.
– Хорошо здесь, – вздохнул Степан, – тихо, спокойно.
Анна раскраснелась. На потный лоб из-под темного чепца упала прядка светлых волос.
– Дайте-ка, – сказал Степан грубовато. «Я вижу, что с лодкой вы управляться умеете».
– И не только с лодкой, – опустив весла, женщина вытерла рукавом плаща пот. Течение медленно несло их вдаль, к глухому шуму водопада.
– С чем еще? – посмотрев в ее синие, будто вода фьорда, глаза, Степан спросил: «Куда грести-то?»
Анна улыбнулась:
– Со многим умею. Хозяйство у меня большое, живу я одна, много лет. Приходится и мужскими делами заниматься. Грести туда, – она показала на кучку темных строений над обрывом, – здесь моя усадьба.
Вытащив лодку на камни, Ворон неодобрительно осмотрелся:
– Что же вы все на берегу оставляете? У вас дождливо, а зимой морозы. Лодки ваши из хорошего дерева сделаны, но не след их под открытым небом хранить. Сарай надо построить.
– Так постройте, – она поднималась по тропинке к домам.
Проводив глазами ее прямую спину, Ворон ехидно крикнул вслед:
– Вы хоть покормите меня сначала, хозяйка!
Сейчас, прижимая Анну к себе, он улыбнулся.
– Чего хохочешь? – подозрительно спросила женщина, грея в руках кубок.
– Вспомнил, как ты в первую ночь меня на сеновал спать услала, – почувствовав рядом ее тепло, он блаженно закрыл глаза:
– Мне зябко было, между прочим, а ты у очага нежилась, дрянная.
– Ничего, – она усмехнулась, – потерпел.
– Так потерпел, что потом в горах сама помнишь, что случилось, – он отпил из кубка Анны.
– У тебя свое есть! – возмутилась женщина.
– Из твоего вкуснее, – шепнул Степан. «У тебя вообще все вкуснее, эльскеде». Анна покраснела. «Запомнил».
– Как не запомнить, когда ты мне это каждую ночь шепчешь, – он провел губами по белой шее: «От тебя дымом пахнет, как тогда. Пошли в постель, эльскеде, хватит меня дразнить».
– Я не дразнила, – независимо сказала Анна, слезая с его колен.
– Куда? – Степан ухватил ее за талию. Корсетов здесь не носили. Под грубоватой шерстью платья он почувствовал ее всю, маленькую,
