столичной жизни.
Улыбается, ухаживает за матушкой, расспрашивает о Нэнси и Кэт, а глаза всё равно остаются холодными и непроницаемыми.
И странно, что никто из присутствующих за столом не замечает этого.
Надо будет обязательно зайти к нему вечером и поговорить, думал Пьер. Если, конечно, он захочет говорить. Как и Антуан, Шарль всегда был непредсказуем, вот и сейчас, кто знает, захочет ли он возобновить те близкие отношения, что были когда-то между ним и старшим братом?
Это Пьеру безумно не хватает их, а мальчишке, быть может, и не нужно уже ничего?
От подобных мыслей д’Артаньян-старший мрачнел всё больше и больше, но все так привыкли к его молчаливости, что и не заподозрили ничего.
Даже Шарль, встретившись несколько раз глазами со старшим братом, всего лишь улыбнулся в ответ.
На самом же деле, молодой человек легко догадался о состоянии Пьера.
Ещё из их первого разговора было ясно – брат знает, что на душе у него какая-то тяжесть, и раньше Шарль обязательно воспользовался бы его молчаливым предложением о помощи, – но теперь… Он так отвык быть откровенным с кем-либо, что даже и не мог понять, нужна ли ему поддержка Пьера.
В конце концов, что я ему скажу?
Что до сих пор не могу простить себе смерть Жака и болезнь отца?
Что в моей жизни появился неожиданный протеже, и меня тянет к нему, потому что он так мучительно напоминает погибшего друга?
Или… уже не только потому?
В общем, я ужасно запутался, но стоит ли рассказывать о таком?
Пьер ведь и так едва переварил тот факт, что его брат, оказывается, влюбился в мужчину… нет, о д’Эстурвиле ему знать не следует вообще.
Чёрт, а это значит, что снова придётся сочинять… и как же он устал от этих выдуманных историй!
О Женевьеве ему рассказать, что ли? Пусть утешится…
Ладно, с Пьером он как-нибудь разберётся. В конце концов, впереди куча времени.
А пока следует сосредоточиться на общении с родными, чтобы не выдать себя, не дай бог, какой-нибудь репликой или неуместным выражением лица.
А потому молодой человек по-настоящему обрадовался, увидев, что кухарка наконец-то принесла пироги и блюдо с первой клубникой.
Клубника – это, конечно, восхитительно, но в то же время она означает конец обеда и то, что можно оставить родных под каким-нибудь предлогом, а это восхитительно вдвойне.
И предлог этот, кстати, весьма благовидный…
– Спасибо за обед, матушка, – он бросил в рот несколько ягод и поднялся. – Я оставлю вас, если вы не против. Всё-таки надо всерьёз заняться рукой.
– Приятно слышать разумные слова, – мадам Жанна подошла к нему, поцеловала в лоб. – Не следует шутить с подобными вещами, сын. Ты ведь… вернёшься к ночи домой?
Куда ж я денусь, подумал Шарль, ощутив, как в сердце снова заворочалась знакомая игла: теперь… никто не ждёт меня в Артаньяне, и навещать больше
