я уведу их к старому холму у реки. И там убью.
4
Следующий день был четвергом, днем Тора, и я счел это добрым предзнаменованием. Как-то раз Альфред предложил переименовать дни недели, чтобы четверг стал Днем Марии, а может быть, Днем Святого Духа, но эта идея растаяла, как роса под летним солнцем. В христианском Уэссексе, нравилось это королю или нет, Тюр[4], Один, Тор и Фригг все еще вспоминались каждую неделю.
И в тот День Тора я увел две сотни воинов к Феарнхэмму, хотя на длинной улице бурга еще до восхода солнца собралось больше шестисот всадников.
Царил обычный хаос. Стремянные ремни лопались, люди пытались найти им замену, дети шмыгали среди огромных коней, мечи точились в последний раз, между домами, как туман, плыл дым от костров, на которых готовилась еда, звонил церковный колокол, монахи молились нараспев – а я стоял на укреплениях и наблюдал за дальним берегом реки.
Датчане, которые вчера переправились на наш берег, вернулись обратно еще до наступления темноты. Я видел дым их костров, поднимающийся между деревьями, но единственными врагами в поле моего зрения были двое часовых, присевших у берега реки.
На мгновение я испытал искушение бросить все, что задумал, вместо этого повести шестьсот человек через реку и позволить им разорить лагерь Харальда, но искушение было мимолетным.
Я предположил, что большинство людей Харальда в Годелмингаме, и к тому времени, как мы до них доберемся, они полностью проснутся.
Водоворот внезапной битвы может дать свой результат, но датчане неминуемо поймут, что на их стороне – преимущество в численности, и разорвут нас в кровавые клочья.
Я хотел сдержать обещание, данное Этельфлэд. Я хотел убить их всех.
Когда встало солнце, я сделал свой первый ход, и сделал его шумно.
В Эскенгаме затрубили рога, потом северные ворота отворились, и четыре сотни всадников устремились в поля. Первые всадники остановились на берегу реки, там, где их ясно видели датчане, и ждали, пока остальные проедут через ворота. Как только все четыре сотни собрались вместе, они повернули на запад и быстро поскакали под деревьями к дороге, ведущей к Винтанкестеру.
Я все еще стоял на укреплениях, откуда наблюдал, как датчане собрались и уставились на то, что происходит на нашем берегу. Я не сомневался, что гонцы уже мчатся галопом, чтобы найти Харальда и сообщить ему, что армия саксов отступает.
Только мы не отступали, потому что, едва очутившись под деревьями, четыреста человек сделали крюк, вернулись назад и снова въехали в Эскенгам через западные ворота, скрытые от глаз врага.
Вот тогда я спустился на главную улицу и сел в седло Смоки. Я оделся для войны – кольчуга, золото и железо.
Альфред появился в дверях церкви, полуприкрыв глаза, когда внезапно после священного полумрака очутился на солнечном свете. Он ответил кивком на мое приветствие, но ничего не сказал.
Этельред, мой кузен, был куда громогласнее: он требовал, чтобы ему сказали, где его жена. Я слышал, как слуга доложил, что Этельфлэд молится в женском монастыре.
Тюр – в германо-скандинавской мифологии однорукий бог воинской доблести и мудрости, один из асов, сын Одина и великанши, сестры Гимира.
