встал под сильную лейку. Душ на буксире был добрый, горячей воды залейся. Капитан намыливал мочалку, думал о Зинаиде, до которой было двадцать минут ходу, его охватывала нервная дрожь, и он начинал непроизвольно улыбаться. Он, правда, не сказал ей, будет ли сегодня, но так даже лучше, мечтал Сан Саныч. «Только бы дома была!» – почти пропел он, представляя, как приходит домой и обнимает не ждущую его жену. Он запахнулся полотенцем и пошел к себе.
Комсостав помещался в носовом кубрике. Белов спустился по короткой и гулкой металлической лесенке – направо была его каюта, такая же налево была распахнута – главный механик откинулся на спинку стула и вытянул ноги в черной от пыли робе. Уголек на старом лице осел согласно морщинам, самокрутка дымилась в банке-пепельнице. Даже боевые усы Ивана Семеновича устало пообвисли. Дверь в четырехместную каюту, где пока жили старпом и боцман, тоже была открыта – эти что-то обсуждали оживленно и громко смеялись. Белов заглянул, два голых мужика ходили по каюте. Егор застеснялся капитана, обтянулся полотенцем.
– Идите, мойтесь, там свободно! – улыбнулся Сан Саныч и вернулся в каюту.
– Сан Саныч, – раздался сиплый голос механика.
– Здесь я, Иван Семеныч!
– Надо бы тяпнуть сегодня… вот, что скажу! Имею такое намерение!
– А как же печень, товарищ главный механик?! – раздался веселый голос старпома.
– Вы ишшо, Сергей Фролыч, стоя какали, когда я ту печень тренировать начал… – отвечал механик. – Выпью сегодня, раз такого дела душа хочет! Очень, скажу я вам, мне первый помощник понравился. Обходительный товарищ! И от тачки не отказался! Можно бы его тоже позвать.
– Выпить можно, – согласился Белов, – но с новыми пока потерпим. Кто ночевать остался?
– Механик, да матрос, кочегары ушли… – ответил Егор.
– Егор, – окликнул Грач, – завтра мужикам насчет вшей-клопов скажи! Не натащили бы!
– Уже сказал, Иван Семеныч.
Остальная команда помещалась в кормовом кубрике, он был примерно такой же, что и носовой, но без переборок и поэтому казался больше. Нина Степановна отгородила двумя простынями женский угол, в котором стояли двухъярусная кровать и двухэтажная тумбочка, вроде шкафа.
На ужин Степановна отбила трехлитровую кастрюльку золотистой щучьей икры и нажарила котлет. Картохи наварила минусинской. Сели в просторной старпомовской каюте.
– Тебе как лить, Сан Саныч, по-простому или с форсом? – Грач взялся за бутылку, лицо распаренное, щеки прямо свекольные. – Мы теперь на какой же широте?
– На шестидесятой, Семеныч, ты не иначе и правда с поварихой мылся, – старпом протискивался за стулом механика в свой угол.
– Лей по широте, Семеныч, чего уж думать! – Белов нарезал хлеб.
– Всем по шестидесятой лью! – Грач натренированным глазом расплескал по стаканам чистый спирт, долил воды, чтобы получилось шестьдесят градусов крепости. – Ну, за навигацию!
Выпили. Навалились на
