style="font-size:15px;"> – Почему кочегаром? – не понял Белов.
– У меня справка, – он показал «Удостоверение ссыльного» – потертую бумажечку с печатью, аккуратно заложенную в тонкую книжицу, – особый отдел не разрешит радистом.
– Ты откуда? – Белов прищурился, пытаясь угадать национальность.
– Из Эстонии, учился в мореходке в Таллине, зовут Йохан.
– Бывает, что разрешают… – Сан Саныч внимательно изучал эстонца, – попробуем.
В кочегары Белов взял двух молодых крепких литовцев. Оставалась матроска. Женщин было немного. Потертую жизнью разбитную кралю с папиросой в щербатом рту, Белов отставил сразу, не подходили и пожилые – работы было много и условия тяжелые. Осталась говорливая смазливая бабешка в цветастом платке и черном плюшевом пальто, и молчаливая, односложно отвечающая немка из Саратовской области. Белов взял немку. Ее звали Берта, она была светлобровая и светловолосая, с прыщами на лице. Бабешка в плюшевом пальто страшно возмущалась, хватала Белова за рукав и в запале назвала конкурентку фашисткой, от чего бледные щеки Берты покрылись розовыми пятнами.
Грач выбрал в помощники механика высокого дядьку с умным лицом, боцман привел знакомого мужика в матросы. Мужик был крестьянин, с виноватой открытой улыбкой, крепкий и кривоногий, и сильно окал. Надо было согласовать всех набранных в Управлении. Там не сразу все получилось, не было начальника третьего отдела и окончательное оформление отложили на утро. Неутвержденные, опасаясь потерять место, снова пришли на берег. Люди, которых не взяли, тоже сидели на бревнышках у «Полярного», еще больше народу толклось у пристани пароходства, где стоял большой колесный «Новосибирск».
Встали под уголь к барже-углярке. Первый штурман, а по-простому – старпом – Сергей Фролович Захаров объявил общий аврал, сам, переодевшись в грязное, распоряжался работами. Фролыч был потомственным речником, сыном знаменитого лоцмана с Подкаменной Тунгуски, крупный, слегка толстоватый и очень сильный. Он мог работать сутками. На морозе, жаре, не уставая, улыбался только добродушно чему-то внутри себя. Потом столько же спал.
Белов остался в рубке, приводил в порядок бумаги, завел новый вахтенный журнал. Разложил большие лоцманские карты низовьев Енисея, прикидывая маршрут. За стенами рубки усиливался рабочий шум – гремели сапоги по металлу палубы, уголь посыпался в гулкий пустой бункер. Двое на барже грузили лопатами из кучи, двое катали тачки. Борт «Полярного» был выше баржи и тачку надо было вкатывать по трапу «в горку». Здесь стоял старпом с длинным металлическим крюком – подхватывал тачку за «рыло» и помогал вкатывать.
«Полярный» брал в бункера сорок тонн и еще тонн пять досыпали прямо на палубу, на корму. Этого хватало на пять дней хорошей работы машины.
На палубе углярки с лопатой в руках появился главный механик Грач. Корабельное начальство никогда не участвовали в погрузке, но Белов промолчал – народу было мало, погрузка могла затянуться до утра. Сам пошел переодеваться. Когда он появился на палубе, там уже
