вблизи, да еще в естественном облике, а не в качестве лебедя, золотого дождя, быка… какие там еще сказки рассказывают?.. А все прочее у Елены ничем не отличалось от ее, Клитемнестры, прелестей, это уж точно, вместе ведь росли и в бане мылись, так что каждый изгиб тела пресловутой сестры она знала, как свой… Словом, болтовня, чистейшей воды вранье. А если не вранье, тем лучше, значит, и мать ее тоже была блудницей. А если она дочь блудницы и сестра блудницы, и обеих прославляют чуть ли не за этот самый блуд, почему она должна беспокоиться о своих грехах, которые отнюдь не столь значительны, в конце концов, она не сбегала из мужнего дома с любовником, это муж оставил ее тут прозябать в одиночестве и отправился на поиски приключений, в том числе, постельных. Что же ей, бедной, оставалось делать? Стареть без мужской ласки? Сохнуть, как цветок, лишенный влаги, как бабочка, пойманная и насаженная на булавку? До чего все-таки несправедливы люди! Подумать только, Менелай-то простил Елену, ну задал, говорят, легкую трепку, не без того, но принял же обратно. И всем это кажется в порядке вещей. А она тут сидит, думу думает, как бы гнев мужа укротить, да просто, как в живых остаться, знала она Агамемнона крутой нрав, скор на расправу всегда был муженек, что если таки донесут ему, как без него жизнь в Микенах сложилась, а он вытянет меч из ножен, да и опустит на голову провинившейся супруги. И будет она черной тенью бродить по подземному миру, в то время как Елена станет посиживать в своем на весь Пелопоннес знаменитом кресле слоновой кости и собой в серебряном зеркале любоваться… Ох, пропади она пропадом! Все из-за нее, кабы не война эта проклятая, бесконечная, стала бы жена могущественнейшего и славнейшего из ахейских царей на каком-то Эгисфе вшивом взор задерживать?.. Клитемнестра даже кулаки сжала, не любила она сестру никогда, что греха таить, обидно было, что такие танцы вокруг нее вечно танцуют, а теперь уже и вовсе возненавидела за то, что все ей, блуднице безвольной да беспамятной, с рук сходит, а другие за каждую мелочь, всякое сладкое мгновение расплачиваться должны…
Снова за дверью послышались тихие шаги. Опять Менетий, все сам и сам, будто нельзя рабыню послать… Собственно, побуждения его Клитемнестра угадывала, какое там угадывала, знала преотлично, такое от женщины не скроешь, управитель ее не мог упустить случая еще разок на госпожу свою бесценную полюбоваться… То-то, а вы говорите, Елена!..
– Входи, Менетий, – крикнула она.
Тот приоткрыл дверь, не вошел, а поглядел с порога и сказал:
– Воду уже согрели, царица. И портниха здесь. Впустить?
– Сюда? Так ведь вода остынет, – рассудила Клитемнестра. – Пусть она в купальню идет, там с ней поговорю.
Менетий кивнул и исчез, а Клитемнестра встала, сняла со спинки кресла покрывало… что Елена, у нее самой кресло не хуже, резное и золотыми пластинками отделано… укуталась и пошла через комнату в коридор и на лестницу босая, пол приятно холодил ноги, а легкий ветерок остудил
