придушила бы, будь на то ее воля, скольких сыновей по ее милости потеряла, несчастная… Кассандра даже не знала, жива ли мать, среди пленниц ее не видела, но не всех в одно место согнали, могла быть где-то еще, как сестра Поликсена, о которой она вначале тоже думала, что убита, лежит где-нибудь среди пепелищ и развалин, только позднее узнала, что гибель Трои та пережила… Затем лишь, чтобы погибнуть ужасной смертью от руки проклятого Ахиллова сына…
Между тем, сгустились сумерки. Кассандра поднялась, зажгла один масляный светильник, второй, не то, чтобы ей в темноте было неуютно, напротив, но не хотелось ей лишней суеты, она знала, что Агамемнон любит, чтобы света побольше, и когда придет, сразу набегут люди, станут возиться с огнем, шуметь… Она как раз покончила с хлопотным этим делом, когда снаружи послышались голоса, кто-то хозяйской рукой раскинул полы шатра в стороны, и показался шедший впереди молодой воин с факелом, освещавший дорогу царю. Агамемнон, шагая гордо, словно не в шатер, а под своды дворца вступил, вошел, скинул с плеч богато расшитый гиматий и, бросив его на выстилавшие пол шкуры, повелительно кинул юноше:
– Иди!
Он сел на стопку толстых мягких овчин, заменявшую ему и кресло, и постель, и удовлетворенно сказал:
– Ну все! Дело сделано. Груз выгружен, уложен в повозки, охрана выставлена, проведем здесь ночь и утром двинемся в Микены… О чем печалишься, Кассандра?
– А ты? – спросила Кассандра вместо ответа.
Агамемнон поднял брови.
– Я? Ни о чем. Я просто устал. Даже есть не хочу, только спать. Да и о чем мне печалиться, все, что в состоянии совершить человек, я уже совершил. Сделал свое царство богатым и могущественным, завоевал гордый город Илион, вернул своему брату похищенную жену и наказал его обидчиков…
– И как следует пограбил! – пробормотала Кассандра.
– Что ты там бубнишь? – нахмурился Агамемнон.
– Я говорю, что ты взял к тому же богатую добычу. Разве не так?
Агамемнон поглядел на нее высокомерно.
– Так. Но мы только забрали награбленное. Долгие годы троянцы нападали на корабли ахейцев, ждавшие попутного ветра у входа в Геллеспонт, обирали моряков и торговцев до нитки, нередко лишали и самих кораблей.
Кассандра промолчала.
– Разве не так? – передразнил он ее.
– Мы не грабили, а всего лишь взимали пошлину, – сказала Кассандра устало.
– О да, – подхватил Агамемнон с иронией, – пошлину за проход по проливу, на который если кто-то и может предъявить права, то только Посейдон, а не смертные. Но теперь с этим покончено, некому больше восстановить город и заново стать у Геллеспонта дозором. Ни один троянец, сколько-нибудь на это способный, не избежал мести богов.
Скажи лучше, кровожадных ахейцев! – подумала Кассандра зло, но вслух сказала только: – Ты ошибаешься,
