это дело.
– А что женское? Слёзы лить? Жрать готовить? Велика наука!
– Велика. Ты даже не представляешь, насколько. Еда, особенно если она с любовью приготовлена, даёт бойцам силы. Вы, девчонки, невидимый фронт. Наш тыл. Как фундамент – он почти и не виден, но без него ничего невозможно.
Урок длится минут пятнадцать. Потом забегает парнишка и говорит, что начальник требует еды. Командир лагеря ест отдельно, по желанию, и у нас с девчонками уговор – обслуживаем его по очереди, носим в его кабинет.
Сегодня очередь Люды, и она с неохотой уходит. Мы остаёмся втроём.
– Сан Саныч, а зачем ей всё это надо? – спрашивает Вера то, что у меня и самой на языке вертится.
Тот горько усмехнулся, помолчал немного, с любовью провел рукой по оружию, отставил его в сторону и лишь тогда сообщил очень кратко, но весьма доходчиво. Оказалось, её семью при бомбёжке убили в первый же день войны. Люда спаслась лишь потому, что ночевала в ту ночь у подруги. А теперь рвалась на передовую – отомстить.
– И зачем эти войны? – потирая виски, вздыхает Вера. – Ведь как хорошо мы жили!
Сан Саныч усмехается и смотрит на нас чуть снисходительно:
– Когда всё хорошо, может стать скучно. Вот ты ценила то, что имеешь? Возможность учиться, гулять, общаться с родными? То-то же! А сейчас? Всё бы отдала за эту «скучную» жизнь.
– Но это ведь кончится скоро, правда?
Я молчу. Чувствую, как подступают слёзы, и изо всех сил стараюсь сдержать их.
– Кончится, – соглашается Сан Саныч, покачивая головой. – Всё рано или поздно кончается. Главное, не унывать. А то помрём раньше времени. А оно нам надо?
На этом наш разговор прерывается. Заходят пара ребят. Среди них и молоденький парень, который страстно мечтает о настоящем сражении. Кажется, его зовут Саша. И вряд ли он понимает, что такое настоящая война.
Кажется, мы все ещё этого не понимаем. Осознаём лишь одно: случилось что-то непоправимое.
Мы с Верой уходим, чтобы не мешать. Полчаса проводим в сторожке, сидя каждая на своей кровати и разговаривая о той, прошлой жизни. Когда говоришь о ней, кажется, что это всё скоро вернётся. Ты просто спишь или временно выдернут из своих будней, но ничего страшного не происходит, просто временные трудности.
Вокруг тихо. Те две недели, что мы здесь, ни одна пуля не просвистела в округе. Только самолёты порой гудят.
А где-то идут ожесточённые бои. Но у нас пока тихо. Только разведчики не всегда возвращаются…
Потом мы снова готовим, убираем. При этом моросит дождь, так что носить еду приходится осторожно, чтобы не растянуться на скользкой земле вместе с супом.
К вечеру приходят наконец списки мобилизованных, и я с трудом по алфавитному порядку нахожу свою маму, выписываю адрес и больше часа провожу над письмом. Что сказать? С чего начать? Как ободрить её и самой не оставить слёз на бумаге?
