брать снаружи, поэтому мы помогаем друг другу. Потом нужно принести воды для тех, кто будет мыться после нас. Дело это муторное и занимает всегда не менее часа. Ребята справляются быстрее, но ведь у них и волосы раз в пять короче.
К третьей смене – ужину – я обычно без сил. Вот и сегодня режу картошку и чувствую, как дрожат руки, и комната вокруг чуть покачивается. Но давать слабину нельзя. Девчонки вдвоём не справятся, да и я – что за боец? Надо стараться!
И я стараюсь. Режу, режу, режу – и, кажется, никогда после этого уже не смогу есть картошку. Терпеть её не могу!
Потом мы носим еду на стол. И когда я возвращаюсь в сторожку за новой порцией, чувствую, что небо как гигантская карусель начинает вращаться. Тело обмякает, а затем я погружаюсь в непроглядную тьму. Потом – приглушённые голоса и нестерпимая боль в висках – вот что я помню. И тошнота – не сильная, но изнуряющая.
Сознание возвращается постепенно. Сначала мир наполнился голосами, шуршаниями, скрипами. Потом пришла память. Потом боль в висках. Мне почему-то казалось, что, если открою глаза – боль усилится. И вдруг ощущаю, что руку кто-то поглаживает и говорит:
– Катя!
А потом запах какой-то…
Я открываю глаза и вижу, как от моего носа убирают вату. Нашатырь. Точно. Когда-то в школе я уже падала в обморок, и тогда меня приводили в чувство точно таким же образом.
Передо мной на корточках сидит врач, а рядом – человек десять солдат. И все смотрят.
Да уж, хлеба и зрелищ у нас давно не было.
Мимо к столу проходит Людмила, и я провожаю её взглядом. На обратном пути через десять секунд она перехватывает мой взгляд и недобро так фыркает:
– Молодец. Хорошая тактика.
Но я отнюдь не собиралась отлынивать от работы! Наоборот, держалась из последних сил.
К нам подбегает Вера. В руках аптечка – большой такой ящик с таблетками.
– Эта? – спрашивает у врача.
Тот кивает и ловко вытаскивает из волшебного чемоданчика нужное средство. Даёт мне воду и маленький круглый шарик.
– Что это?
– Глюкоза. Пей давай, тебе полезно. И на сегодня больше никаких нагрузок. Это от стресса. Бывает. Ничего страшного.
Вера провожает меня до кровати, и я наконец обретаю покой. Напоследок шепчу:
– Прости, пожалуйста.
Она удивлённо вскидывает брови:
– За что?
– Мы посуду ещё не помыли.
Вера качает головой, словно я говорю какие-то глупости, и машет рукой:
– Не переживай. Справимся. А ты давай, спи. Через пять минут приду и проверю.
Но едва она скрывается за дверью, меня накрывает.
Теперь, когда никто не видит и не надо казаться спокойной и ко всему безучастной, ничуть не напуганной, я остаюсь совсем одна, и слёзы отчаяния текут из глаз.
Мне, словно в детстве,
