правда.
– Я не нашел ничего лучше для того, чтобы достигнуть этого, как вступить в орден Негодяйства, гроссмейстером которого является принц.
– Я это знаю.
– Меня приняли единогласно.
– Это меня не удивляет.
– По той причине, что Общество Негодяев было бы неполно, если бы не считало в своих рядах аббата де Боаробера, самого негодного из всех аббатов? Вы, ваше преосвященство, правы и отдаете мне справедливость. Сегодня вечером было собрание членов ордена Негодяйства. Обедали, и обедали хорошо. Когда я вышел из-за стола, я был наполовину пьян. Для моего ли это удовольствия?
– Нет, аббат, я сознаюсь, что это было для меня.
– Это очевидно. После обеда его высочество, Рошфор, мой любезный товарищ аббат де ал Ривьер, Морэ, Монморанси и несколько других отправились стаскивать плащи с прохожих на Новом мосту и приглашали меня, но я не люблю этого упражнения, где нечего ни попить, ни поесть, и вспомнил, что я приглашен на ужин к одному достойному прокурору, где превосходный стол; у негото я напился окончательно, и на этот раз для моего удовольствия, в этом я не отпираюсь.
– Довольно логичное рассуждение для пьяницы.
– Пьяницы! Это слово может быть немножко жестко, но оно мне льстит. Теперь я слушаю, что ваше преосвященство сообщит мне.
Ришелье знал аббата. Он знал, что голова его оставалась здравою, а мысли ясными там, где всякий другой потерял бы рассудок. Он сделал ему повелительный знак, требовавший внимания, и заговорил почти вполголоса:
– Боаробер, я решился написать к королеве и открыть ей в этом письме мои чувства.
Аббат отступил на шаг. Его маленькие глазки засверкали и взглянули на кардинала с глубоким изумлением.
– Написать ее величеству? – повторил он.
Он поднял руки к потолку и потом опустил их на свой круглый живот.
– Я решился на это.
– Позвольте же мне сказать вам со всем уважением, которое я обязан оказывать вашему преосвященству, что, наверно, вы сегодня обедали и пили больше меня и что сверх того у вас голова слабее моей.
Кардинал скрыл улыбку.
– Вы считаете это сумасбродством, аббат?
– Я не смел сказать вам этого.
– И вы заранее рассчитываете опасность подобной переписки с такой женщиной, как Анна Австрийская, не правда ли?
– Расчетов больших не нужно, чтобы понять опасность отдавать в руки врага подобное оружие.
– Во-первых, аббат, королева мне не враг.
– Стало быть, у ее величества удивительно добрый характер.
– Она знает, или будет знать, что все сделанное мною против нее было сделано из любви к ней.
– Я сомневаюсь, чтобы она была вам за это благодарна.
– Так на моем месте вы не писали бы к ней?
– Если бы меня звали Ришелье,
