этапом выхода из темной материи незнания и тварности, с этапом вочеловечивания и развития сознания. Наконец, со становлением культуры субъекта, с развитием «техник заботы о себе». Но любой огонь, возгораясь выше меры, становится неконтролируемым. Умопомрачение неконтролируемо. Поэтому проходит ли затмение осознанно, подвергается ли затмение рефлексивной процедуре, или здесь включается механизм автоматического инерционного хода: объекты создают объекты, отношения между объектами порождают новые объекты, уступая по капле автономию «в обмен на большую дееспособность», уступая по капле огонь.
Контур становится зыбким, подвижным. Требуется перенесение волевого центра действия на институцию, язык, мозг, скопление звезд и галактик. Контур смещается. Впрочем, никаких трагедий Метамодернизм не приемлет. История может преподнести неожиданный сюрприз, не сводящийся к сумме причин, диктующих веер возможных следствий, а столь же неожиданный, как неожиданна смерть Икара, сына Дедала, тоже ослепленного хюбрисом, но погибшего отнюдь не потому, что в юношеской дерзости приблизился безрассудно близко к солнцу, растопившему воск, скреплявший его крылья, а потому, что не умея плавать, упал в море, и море его приняло. Ирония заключается в том, что Икар умер не потому, что не умел летать, а потому, что не умел плавать.
Icarus
nearing the sun, feather and wax
contrail streak
fa
ll
in
g
A slow dying wisdom
me
It
in
g
he
splash ing
into
the
tossing
blue-green
Mediterranean Sea[25].
Приключение субъекта в инфосфере
Остановка в пути – тренировка зрения. Для двух беккетовских персонажей, Эстрагона и Владимира, жизнь как проходящий мимо поток образов, впечатлений изредка прерывается мысленным возвращением к цели их пребывания в данной точке пространства и времени. А цель – встреча с Годо. Как всякий отсутствующий в перцептивной реальности объект, Годо непознаваем. И непознаваемость определяет жизненный мир противопоставленным неявному: это – линия различения, которую разум желает преодолеть, что позволяет ему самому, будучи в жизненном потоке, осознавая свою историчность, стремиться ее превозмочь. Хотя, зачем нужен «выход за пределы», иное, если Годо как Другой, возможно, никак не обнаружит себя, неужели лишь для того, чтобы преисполниться чувством собственной исключительности? Но беккетовских персонажей подобный круг вопросов не занимает вовсе, и поэтому их положение абсурдно. В случае, если бы их обращение было направлено на объект, явившись внутренним движением, выбор одной из небезызвестных этических дихотомий указал бы Другого как перспективу. Однако произошло обратное: укорачивание перспективы сужает поле деятельности в настоящем.
От общества потребления – к «умной толпе». «Массы двинулись», –
Higgins, E. Icarus // https://www.odyssey.pm/?p=2585 (дата обращения: 11.07.2018).
