не так плохо… У них тоже есть семья, какая никакая, душа, наконец. Но это так, мелочи.
Сенешаль вздохнул печально, посмотрел на ладони. Кровь с рук водой не смоешь.
– Зато ты цел, – бросил он. – Это и есть жизнь, кто-то умирает, кто-то живет…
– Разве это жизнь? – спросил шут печально.
– Жизнь, – заверил он.
– Жизнь ничего не стоит, – сказал бродяга, – но ведь и ничто не стоит жизни.
С полчаса ехали молча. Огромные черные деревья уходили вершинами в звездное небо, луна появилась и понеслась со скоростью скаковой лошади, беспощадно яркая. Наконец Сенешаль спросил:
– Что за байда тренькает у тебя в мешке?
– Жаба.
– Какая жаба?
– Большая. Болотная. На лапках слизь, и брюшко перламутровое, словом, красотуля. Шутю. Лютня моя, ей пробавляюсь, когда есть хочется.
– Сыграй.
Шут повернулся к следопыту.
– Серьезно?
– Да, хочу послушать, все лучше твоей трескотни.
Бродяга чуть свесился на круп, вынул из мешка инструмент. Затем вскинул лицо к звездному небу, пальцы ласково коснулись серебристой паутины струн.
– Интересная штука. – Сказал следопыт. – Я таких еще не видел.
– И не увидишь, – с ноткой грусти ответил шут. – Жаба – редкая вещь.
– А почему Жаба?
– Я так назвал, чтобы другие не зарились.
– Струн у нее многовато.
– Двадцать четыре, если быть точным, всего с десяток таких инструментов было сделано, играть за год не научишься. – Бродяга тронул деку, Жаба на удивление отозвалась. Бард закрыл глаза, покачиваясь как береза на ветру – пальцы пауком побежали по паутине струн. Запел он мягко, голос оказался чистый, как лесной ручей. Песня, понятно, о любви. Сенешаль напряг слух, эту балладу уже слышал, но певец что-то подправил, такое многие практикуют из-за паршивой памяти, потом оправдываются авторской обработкой, однако сейчас звучит интереснее.
Бродяга пел, следопыт крепился, потом начал подпевать, дико фальшивя, шут тут же умолк и повернулся в его сторону.
– Ну как?
– Это хорошая песня, – заметил воин. – Только не твоя.
– Она моя, – шут улыбнулся печально.
– Хочешь сказать, ты автор этого знаменитого текста о любви?
– Он не о любви, – заметил шут.
– Тогда о чем?
– Он о неразделенной любви.
– Это уже нюансы.
– В нюансах вся суть, – сказал бродяга. – От разделенной любви рождаются дети, а от неразделенной – баллады. Так и родилась эта песня.
Сенешаль посмотрел исподлобья.
– Да ты эстет, мать твою.
– Спасибо, нынче авторов не ценят, спой, значит, а потом пошел вон. Баллады и должны быть резонансными, как говорится, ради красного словца не пожалеешь и родного отца.
– Слушай, а ты написал балладу о рабстве и этом…
