больше, да выходит, судьба такая.
Ваня осторожно достал из-за иконы запылённый мешочек с завязками и передал старушке. Та в свою очередь ловко вынула из него на свет маленький корешок.
– Что это, бабушка?
– У этого и названия-то нет… Запоминай строго. Вода должна быть тёплой. Кажные три часа давай ей мякиш хлебный, в тряпицу завёрнутый, пусть посасывает. Коли красненькая станет да заворочается, то в эту миску мякиш макай, – показала старуха на расставленную возле неё посуду. – Коли ослабнет да побелеет – в эту кружку. А если, дай Бог, уснёт, то на губки ей отсюда капай.
– Бабушка, вы так говорите, как будто собрались куда.
– Можно и так сказать.
– Бабушка, не оставляйте меня! Вдруг не справлюсь…
– Не боись, помни, чей ты внук, да и куда ж я денусь, тута буду… почти вся, – с этими словами старушка сунула корешок в рот.
Ваня отпрянул, даже руки поднял, чтобы лицо прикрыть, мало ли… колдовство всё таки… Но ничего не произошло, бабушка уселась поудобней на лавке и стала, не мигая, смотреть на огонь. Почти час не шевелилась, вдруг неожиданно плавно поднялась, словно и не старуха вовсе, прошлась по избе от окна к окну, понюхала какой-то пучок, погладила какой-то цветок, села рядом с корытом, наклонилась и начала что-то нашёптывать, будто убаюкивает кого.
Поначалу Ване боязно было, затем понял, что бабушка его и не замечает вовсе. Он даже позвал её тихонечко, а один раз, осмелев, рукой коснулся, но старушка, как склонилась над корытом с девочкой, так и продолжала шептать… всю ночь… и весь день… и ещё ночь…
И только на утро третьего дня совсем выбившегося из сил мальчика, задремавшего прямо на полу возле печки, разбудил знакомый голос.
– Всё богатство своё проспишь. Подымайся ужо.
Ваня подскочил как ошпаренный. Огляделся и, никого не увидев, бросился на улицу, чуть не столкнувшись со старушкой. Та сидела на пороге, щурясь на солнце.
– Ой, бабушка, я и прикорнул-то только минуточку одну. Всё глаз не смыкаючи, бдил.
– Да мы, почитай, уже часа два с подружкой твоей новой храп богатырский слушаем. Горазд ты носом свистеть, прямо как свёкор-батюшка апосля попойки.
– Простите, бабушка, уморился.
– А ты как хотел? Не передумал ещё колдовству учиться?
– Ой, боязно.
– А у тебя вроде как и выбора больше не осталось. Теперича каждый будет норовить тебе болячку свою показать. Так и станешь всех ко мне в лес таскать?
– Боязно, что могу не оправдать доверие ваше, учите меня, бабушка.
– С этим погодим пока. Сейчас топай в деревню свою, ребёночка отнеси родителям, с ума поди сходят. Девочку я покормила, спит она. Мамке её накажешь, чтобы поначалу молока побольше давала.
– Понятно дело, молочко вона какое приятное.
– Молоко крепит сильно, а ей этого сейчас больше всего и надобно. Скажешь, что здорова
