до тех самых дней, из которых сейчас льётся моё повествование, так что, не смотря на их гротескность, они как никак лучше отражали всё семейное устройство.
Считать отца «творцом иллюзий» было весьма заслуженно. Он работал негоциантом, постоянно пребывал в разъездах. Забирался то в далёкие параллели Альбедо, то иногда забирал заказы из самого Нигредо. Можно сказать, он был этаким коммивояжёром между Столицей и всем остальным миром. Звучит очень даже неплохо, но не смотря на всю только кажущуюся значимость, предпринимательские навыки отца были совершенно бестолковы. Для него, всё это торговое ремесло было лишь некоторой встряской, что-то вроде той же бессмысленной занятостью, как и для ушедшего доживать свои последние годы, желающего сделать какую-то работёнку, только бы не проседать без дела. Скорее всего этим же чувством и был движим мой «иллюзионист» – он создавал видимость, что без него, в семье начнётся хаос и разруха, нагрянет бедность и голод, когда как на самом деле, каждое слово было наглым блефом.
Свою матерь я провозгласил более патетично – «Королевой Англии». Как-то прочитывая книгу одного редкого экземпляра, в параллели, из которой она попала в Столицу, говорилось о могущественной державе, очень похожей на столичную, но политическое устройство которой всё же кое-где разнилось. Во главе всей иерархии у них также стояло властное лицо; у нас этим ликом выражена сущность Великого, но в отличии от активности, которую Вездесущий без всякой экономии растрачивал на нас, глава государства иной параллели пребывал в пассивности, выступая нечто вроде знаком, правительственным символом, но никак не настоящим управленцем. Избирались же на пост псевдо-владык исключительно женщины и после коронации, их благородно окликали не иначе как английскими королевами. Всю исполнительную деятельность за них вершили парламенты, государственные поручители и распространители законности.
Этим самым «поручителем» или «распространителем законности» можно назвать моего брата – Валенса. Он был Девятым из Двенадцати королей, символом чистоты и равенства в мире, провозвестником закона и высшей благодетели. И в его тени, отец и мать как раз и облачались в балахоны «иллюзиониста» и «англичанки», делаясь в своей деятельности столь бесполезными, что в сравнении с королевским трудом, никакая, даже самая сложная выполненная ими работа не могла соперничать с деяниями Валенса. Мой брат был всему головой: он не распределял семейный капитал (за деньги никогда не приходилось переживать), не составлял здоровые меню, чтобы его домочадцы питались продуктами высшего сорта; любой бытовой вопрос вызывал у Валенса чуть ли не припадок, иногда оборачивающийся гневливостью, а иногда уходом в полную апатичность. Его больше интересовали темы духовные или, как минимум, хотя бы незаурядные. Всегда казалось, будто он всю свою жизнь следует за какой-то мечтой, но о которой так не разу и не промолвился. Чуть позже я обрисую один наш с ним разговор, из которого я наконец осознал всю важность
