светлость знает ответ, – наконец вымолвил он. – Мы – если так можно выразиться – часть вашей семьи. Мой отец и мой дед служили вашему семейству. Было бы некрасиво с нашей стороны, если бы мы ушли от вас, когда дела пошли скверно.
– Но ведь это же несправедливо! – вспыхнул граф. – Вам не платили денег, вы, можно сказать, голодали! – Он неожиданно замолчал и испытующе посмотрел на дворецкого. – Да, я понимаю, – осторожно проговорил он, взяв себя в руки. – Знаете, Мидстоун, единственное, что я могу вам сказать, – я благодарю вас, благодарю за все. Мы пережили тяжелые времена, и теперь я позабочусь о том, чтобы они никогда больше не повторились.
– Вы тоже настрадались, милорд Анселин, – сказал Мидстоун, отбросив манеры и обратившись к Роттингему так, как он обращался к нему, когда тот был ребенком.
– Не будем об этом! – резко перебил его граф. – Ступайте, Мидстоун. Прежде чем я отправлюсь в поместье, я должен переодеться. Кто-нибудь из лакеев поможет мне?
– Я сам помогу вам, милорд. Если позволите, я позову молодого лакея, которого сейчас обучаю.
– Думаю, что он сочтет ваши уроки весьма поучительными, – ответил граф и, допив бокал, направился к лестнице. – По правде говоря, Мидстоун, – признался он, – я с волнением ожидаю встречи с Кингс-Кип. Не следует возвращаться в прошлое. Всегда существует вероятность того, что оно вас сильно разочарует.
– Кингс-Кип – совсем другое дело, милорд, – ответил дворецкий. – Прошло триста лет, а он все еще стоит. Я не думаю, что милорд будет разочарован.
– Я бы не стал биться об заклад на этот счет, – абсолютно серьезно, без тени иронии, проронил граф.
Глава вторая
Граф проснулся рано и какое-то время размышлял о родном доме, лежа в огромной кровати под балдахином, на которой рождались и умирали бесчисленные поколения Роттингемов.
Через некоторое время он встал, прошел через всю комнату и, раздвинув муслиновые занавески, выглянул в окно, подставляя лицо апрельскому солнцу. Он приехал в Кингс-Кип накануне, когда день уже клонился к вечеру, и подумал, что, наверное, нигде в мире нет другого столь спокойного места, как это.
Клочья утреннего тумана все еще висели над серебристой водной гладью двух прудов, соединенных мостом. Дорога, служащая продолжением моста, вела дальше, в парк. Под огромными дубами простирался золотистый ковер нарциссов, нежных вестников наступившей весны.
Цветы спускались к самой воде, где срастались с болотной калужницей и полевыми ирисами, которые только что расцвели по всему парку. Их желтые головки дерзко выглядывали даже из зарослей кустарника, окаймлявших зеленые лужайки.
“Бархат, а не трава”, как сказал о них один представитель королевского семейства.
Первоначально Кингс-Кип был монастырем, но, после того как его основательно разграбили и почти полностью разрушили войска Генриха VIII, земля отошла к короне.
Сэр Томас Рот, придворный Елизаветы I, выкупил то, что осталось от монастыря, и построил дом, достойный его благородного звания, настоящий
