улыбаясь, сказала она, – внутри шумно и настоящий дурдом.
– Я люблю, когда шумно и дурдом, – сказала Талли.
– Тогда ты пришла в правильное место.
Миссис Муларки обняла ее за плечи и повела в гостиную с бежевыми обоями, зеленым, как мох, ковровым покрытием, красным диваном и черным креслом-качалкой. На стене – изображение Иисуса Христа и фото Элвиса Пресли. И то, и другое в тоненьких рамках. Зато на верхней панели консоли для телевизора красовались в изобилии семейные фото. Талли невольно вспомнила тумбу для телевизора у себя дома. На верхней панели всегда валялись пустые пачки из-под сигарет и стояли переполненные окурками пепельницы. Никаких семейных фотографий.
– Бад, – обратилась миссис Муларки к полному мужчине с темными волосами, сидящему в кресле-качалке. – Это – Талли Харт, наша соседка.
Мистер Муларки улыбнулся Талли и поставил бокал с выпивкой.
– Значит, это о тебе мы так много наслышаны? Рад видеть тебя в нашем доме, Талли!
– Я тоже очень рада, что меня пригласили.
Миссис Муларки похлопала ее по плечу.
– Ужин не раньше шести. Кейти наверху, у себя в комнате, поднимайся по лестнице. Я уверена: вам, девочки, есть о чем поговорить.
Талли поняла намек и кивнула, не в силах ничего сказать. Теперь, когда она оказалась здесь, в этом теплом семейном доме, где пахло домашней едой, и стояла рядом с самой идеальной мамой на свете, она не могла даже представить себе, как сможет жить, если вдруг потеряет все это, станет здесь нежеланной.
– Я больше никогда не обману Кейти, – пообещала она.
– Хорошо. А теперь иди, – одарив ее улыбкой, миссис Муларки ушла в гостиную.
Талли было видно, как мистер Муларки обнял жену и усадил ее к себе в кресло-качалку. Их головы склонились друг к другу.
Талли вдруг почувствовала невыносимую горечь и обиду. Все в ее жизни могло быть по-другому, родись она в такой семье. И она не спешила подниматься к Кейти.
– Вы смотрите новости? – спросила Талли, заглянув в гостиную.
Мистер Муларки поднял голову.
– Мы обычно не пропускаем вечерний выпуск.
Миссис Муларки улыбнулась:
– Джин Эмерсен изменяет этот мир. Она – одна из первых женщин, которым доверили вести вечерние новости.
– Я тоже хотела бы стать журналисткой, – неожиданно разоткровенничалась Талли.
– Это просто замечательно! – отозвалась миссис Муларки.
– Так ты уже здесь? – неожиданно услышала Талли голос Кейт. – Как это мило со стороны остальных – сообщить мне, что моя подруга уже пришла, – громко произнесла она, спускаясь по лестнице.
– А я как раз говорила твоим родителям, что хочу быть журналисткой, – сказала Талли.
Миссис Муларки широко улыбнулась, и в этой улыбке было и тепло, и одобрение – то, чего Талли так не хватало всю жизнь.
– Разве
