Коллани. Я, как велит мой долг священника, заклинал его оставить дьявольские эксперименты. Но он был непоколебим. Внезапно его взгляд стал пустым, веки наполовину закрыли глаза, губы приоткрылись в неприятной насмешливой улыбке, так что стали видны желтые зубы, и он заговорил голосом, который показался мне странно знакомым: «Привет, Маттиас, как дела?» – Это был голос моего брата, моего брата, который умер пятнадцать лет тому назад!
Трое мужчин, сидевших за столом в маленькой кофейне при Парижском центральном рынке, молча слушали этот рассказ. Комиссар Маделин едва заметно улыбался, как улыбаются неудачной шутке. У Штудера подрагивали усы, и причину этой дрожи было трудно истолковать… Только Годофрей постарался смягчить неловкую неправдоподобность рассказа. Он проронил:
– Да-а! Время от времени нам приходится сталкиваться с привидениями…
Это прозвучало очень глубокомысленно. Отец Маттиас продолжал очень тихо:
– Чужой и в то же время такой близкий мне голос звучал из уст ясновидящего капрала…
Усы Штудера продолжали дрожать, он склонился к столу… Тон последней фразы! Она прозвучала фальшиво, напыщенно, наигранно! Бернский вахмистр взглянул на Маделина. Костлявое лицо француза было слегка искажено. Комиссар тоже почувствовал фальшь! Он поднял руку, мягко положил ее на стол:
– Дайте ему договорить! Не прерывайте! – И Штудер кивнул. Он понял.
– Привет, Маттиас! Ты еще узнаешь меня? Ты думал, что я умер? Я жив! – И тут я в первый раз заметил, что Коллани говорил по-немецки!
– Поторопись, Маттиас, если ты хочешь спасти старух. Или я приду разделаться с ними. Они будут в… – В этом месте голос, который все еще не был голосом Коллани, перешел в шепот, так что я не расслышал последние слова. И потом снова громко и очень отчетливо: – Ты слышишь свист? Этот свист означает смерть. Я ждал пятнадцать лет! Сначала в Базеле, потом в Берне! Одна была умна, она видела меня насквозь, ее я оставлю себе. Вторая плохо воспитала мою дочь. За это она должна поплатиться. – Смех и затем голос замолчал. На этот раз сон Коллани был настолько глубок, что я с трудом разбудил его…
Наконец, его веки открылись, и он удивленно взглянул на меня. Я спросил капрала-ясновидца: «Помнишь ли ты, сын мой, что ты мне сейчас сказал?» – Сначала Коллани покачал головой, потом ответил: «Я видел человека, за которым я ухаживал в Фезе пятнадцать лет назад. Он умер там от сильной лихорадки… В семнадцатом году, во время мировой войны… Потом я видел двух женщин. У одной была бородавка рядом с левой ноздрей… Человек, там в Фезе – как же его звали? – Коллани потер себе лоб, он не мог вспомнить имя, а я не стал ему напоминать. – Человек в Фезе дал мне письмо. Я должен был отправить его через пятнадцать лет. Я его отправил. В годовщину его смерти. Двадцатого июля. Письмо ушло, да, ушло! – внезапно закричал он. – Я больше не хочу иметь с этим дело! Это невыносимо. Да! – он закричал еще громче, словно отвечал на упрек кого-то невидимого. –
