по металлу, и провел в беседе с ним несколько часов, серьезно обсуждая вид и форму крыла ветряной мельницы.
Похоже, Эдмунду был чужд дух приключений.
– Мне потребуется позаботиться еще о нескольких вещах, но это я смогу сделать в следующие дни.
– Сделать ли мне распоряжения насчет поездки в Шотландию?
– Почему бы вам не отправиться туда без меня? Вы ведь живете недалеко от тех мест? Разве вы не предпочитаете вернуться домой, вместо того чтобы разглагольствовать здесь?
Эдмунд ответил улыбкой, так и не коснувшейся глаз.
В последние несколько недель Монтгомери замечал, что, хотя его поверенный казался дружелюбным, тем не менее Эдмунд обладал сдержанностью и соблюдал дистанцию в общении с ним, что Монтгомери приписывал его подлинно британскому характеру.
– Я некоторое время служил в поместье, ваша милость. И живу там по нескольку месяцев в году.
Монтгомери не ответил, ожидая продолжения.
– Но предпочитаю остаться в Лондоне, ваша милость, на случай если вы пожелаете что-нибудь поручить мне. Будет вполне уместно, если я буду присутствовать на вашей свадьбе в качестве свидетеля.
– Сделайте одолжение!
Снова поклонившись, его поверенный собрал подписанные документы в свой кожаный портфель и вышел.
Монтгомери встал и приблизился к окну. Отсюда он мог видеть улицу и Эдмунда, садившегося в экипаж.
На подоконник села птица, потом поднялась и улетела. Должно быть, это было метафорическим выражением тайного желания Монтгомери. Лондон слишком давил на него. Ему недоставало журчания воды, стрекотания цикад среди деревьев и тихих и нежных вздохов ветра вокруг Гленигла.
Что когда-то казалось счастливым и предопределенным судьбой событием, теперь обернулось мельничным жерновом на шее. И вместо того чтобы оставаться просто Монтгомери Фэрфаксом, он стал одиннадцатым лордом Фэрфаксом-Донкастером. И люди ожидали, что он окажется мудрым, осмотрительным, изобретательным и заботливым.
А он на самом деле хотел только одного: чтобы его оставили в покое.
Глава 6
– Ты выглядишь бледной и унылой, девочка, – сказал дядя Бертран за завтраком два дня спустя. – Плохо спала прошлой ночью?
– Я прекрасно себя чувствую, дядя, благодарю вас, – ответила Вероника, уставившись в стол.
– Надеюсь, что это так. Сегодня день твоей свадьбы.
Он улыбнулся ей, а это случалось редко.
Судя по его яростным взглядам в те моменты, когда Вероника попадалась ему на глаза, и по напряженной атмосфере в доме, было очевидно: ее считают грешницей, и, более того, великой грешницей. Она посмела поставить под удар репутацию графа Конли и его семейства.
Но в день ее свадьбы, по-видимому, она была прощена.
Вероника сосредоточила внимание на завтраке, стараясь не замечать взглядов дяди, кузенов
