кабинет, по моему собственному настоянию, располагался в северной части здания на цокольном этаже. Все три окна моего помещения висели в полуметре над водой. Как сказали бы Святослав и Унтермила «нужно быть идиотом, чтобы отказаться от такого кабинета». Я ведь не идиот.
Мне позвонила молоденькая девушка с вежливым и нежным голосом. Она спросила о том, как попасть в мой кабинет.
Я объяснил ей, что от главного входа ей нужно повернуть налево и пойти по лестнице ведущей вниз. Спустившись по этой лестнице, ей нужно было пройти вперёд по коридору и в конце, справа будет дверь в мой кабинет.
Она вошла через несколько минут. Замечательно. Это значит, что она не имеет существенных проблем с интеллектом, которые бы помешали ей ориентироваться в пространстве по однократной инструкции; и, что ещё важнее, эмоциональное состояние ее позволяет ей «взять себя в руки» и не впадая в панику сориентироваться на местности. То есть, кое-что существенное уже известно.
Она осмотрелась, медленно шагая от двери до кушетки. Она видела широкие кирпичные стены без отделки, деревянные полы , белые ровно отштукатуренные потолки. Три разных источника освещения: потолочная люстра, торшер у кушетки и настольная лампа. Свет от них был небрежный, непослушный, но, очевидно, продуманный. Как прическа на кудрявые волосы.
Она спросила куда ей сесть. Я указал на кушетку. Сесть или лечь? Располагайтесь так, как вам будет удобно. Она села. С полминуты она поправляла волосы, складывала под собой длинную юбку и пристраивала сумку: она пыталась собраться в кучу.
⁃ Я слушаю вас, – и я мягко улыбнулся. Улыбка должна была быть ненавязчивой, доброй, располагающей и не выглядеть как издевка, в случае, если история окажется трагичной.
Она рассказала мне своим мягким голосом о том, как умирал ее отец. Как два года назад она билась, в надежде спасти его или как-то облегчить его мучения. Он умер от рака горла в возрасте шестидесяти лет. Муж, бывший с ней последние семь лет, недавно ушёл. Причину настоящего поступка она не смогла назвать, отмахиваясь и сдерживая слезы. Ей, может и хотелось поделиться этим, но ещё не время.
Я объяснил ей заранее, что здесь, в этом кабинете (чудесно оформленом, кстати сказать; ей я этого не отметил) можно и нужно говорить обо всем. Что здесь нет тем ни запретных, ни лишних. Что все, что ей пришло бы в голову – нуждается в освещении и озвучивании.
Она кивнула, соглашаясь, вероятно, автоматически. Спросила, смогу ли я ей помочь. Я ответил, что это зависит в том числе от неё. Зависит от того, насколько она будет усердно трудится для помощи самой себе. Здесь она не стала кивать.
⁃ Время вышло, – я констатировал то, о чем предупредил заранее: мы работаем пятьдесят минут.
⁃ Хорошо.
Она снова собрала себя в кучу, поправив волосы, проверив глаза и лицо в карманном зеркальце, поправив юбку и майку. После этого, она
