style="font-size:15px;"> ⁃ Знаете, – она говорила не смотря на меня, – вы один меня понимаете.
⁃ Вам кажется, что вас никто не понимает? – нужно уводить ее внимание от меня.
⁃ Да, – всплакнула она, – только вы.
Она замолчала. Я был не против. В этом молчании, она, вероятно (и мне очень хочется в это верить), приходила к ответам на собственные вопросы. Не спеша и осторожно, пробираясь через заросли сорняка из ложных убеждений.
Я назвал ее (про себя, разумеется) трясогузкой. Притворяясь больной и травмированной, эта птичка уводит любого встречного от гнезда. В данном случае, никакого гнезда не было, поэтому я предположил, что уводила она мужчин от самой себя. Поделив, условно, себя на внешнюю и внутреннюю, она старалась всячески скрыть настоящую себя от любого, кто, как ей покажется, может ей навредить.
⁃ Я думаю, – начала она, – о том, как бы мы занимались сексом. Я представляю, как делаю вам минет.
Она снова замолчала. Важно было не измениться в лице и дыхании. Не стать напряженным. Я оторвался от блокнота и посмотрел на неё. Ее соски набухли.
⁃ Это отвратительно, – добавила она.
⁃ Что именно отвратительно?
⁃ Я представила как мы здесь, в этом кабинете, занимаемся сексом на этой кушетке.
⁃ Это вызвало у вас отвращение?
⁃ Нет, – она помолчала, – Я посмотрела в окно в тот момент, когда мы занимаемся сексом, а из окна на нас смотрел мой отец и мастурбировал.
9
Я не испытал неловкости во время завершения нашего часа. Вы должны понимать, что эти фантазии о соитии были лишь ширмой. В этой фантазии, хоть и очевидной и, на первый взгляд, содержащей ни что иное как сексуальные отношения со мной – не было меня. Эта фантазия содержала только ее саму, ее отца и безликий его суррогат в моем обличии.
Она ушла. Мне было приятно. Я чувствовал себя неплохим специалистом уже потому, что правильно понял ее фантазию. Мне было немного обидно. Я чувствовал, что хочу, чтобы она хотела меня как мужчину. Я хочу, чтобы ее фантазия о нашем соитие касалась меня. Так устроен человек.
Я ждал третьего и последнего своего пациента. Я ждал мужчину около шестидесяти лет. С тревожным, почти голым лицом изъеденном морщинами. На его лице виднелись лишь редкие пеньки щетины, маленькие бегающие глазки и нос. Рта как-будто не было. Из тонкой полоски губ то и дело сбивчиво вырывались слова.
⁃ Мне шибко плохо, брат, – он называл меня брат по какой-то вульгарной, но доброжелательной привычке.
⁃ Давайте поговорим о том, что вы чувствуете?
⁃ Да ниче я не чувствую, – отмахнулся он, – срать охота немного. Жрать временами хочется, но это хорошо. Жрать охота, знать живой!
Говорил он сбивчиво. То и дело переходил на едва понятные крылатые выражения. По его словам, все эти выражения принадлежат только ему. По его словам, он родился и вырос в деревне названия которой не знает.
