двинулись. Заморожено смотрели эти трое вперёд. Катамаран привычно притормозил напротив моего окна. Я видел их. Они меня – вряд ли. Я заметил, как губы Артура шевелятся, едва заметно нашептывая что-то. Он, то и дело, жестикулировал. На уровне навыка, рефлекса сидел в нем рассказ об этих местах.
Я пересчитал полученные за сегодняшний день деньги. Для чего – не ясно. Я прекрасно знал, что заработал шесть тысяч рублей. Нужно было ещё четыре, чтобы оплатить аренду. И ещё пятнадцать, чтобы оплатить кредит. И ещё около тридцати пяти, чтобы прожить этот месяц. Я думаю, что вы понимаете: моя работа с полицией была не только делом увлечения, но и выгоды. За дело, которым мы занимались, я получил двадцать пять тысяч. За долгую и кропотливую работу. Я взялся за это дело ещё и в надежде получить стоящий материал для книги. Издать ее и стать богатым.
Ирина с Артуром и тремя сомнамбулами на борту медленно двинулась вперёд. «Дальше нас ждёт удивительное приключению к действующим военным и рыболовным судам и бодрящая прогулка к заливу!».
Я стоял у окна и думал о деньгах, которые сваляться на меня после публикации книги. Денег будет много, я уверен. Думать о них – не правильно. Но, что поделать, так устроен человек.
11
Семён Николаевич старался не шуметь и осторожно открыл дверь. Разница в атмосферном давлении подъезда и квартиры давила дверь и прижимала ее, так что Семёну Николаевичу пришлось приложить усилия. Квартира пахла маслом, блинами и кофе. Дочь, наверняка, уже спала. Жена, скорее всего, смотрела какой-нибудь фильм.
В их жизни было многое. При этом, у Семёна Николаевича и его жены было стойкое ощущение, что в их жизнях не было ничего. Они пытались избавиться от этого ощущения, выгнать из их жизней, как стойкий запах краски. Они открывали настежь окна, проветривая их дом.
Они растили дочь, покупали продукты, одежду и мебель, мечтали о чём-то и куда-то рвались. Но, как бы они не старались, им все равно было душно в трёх их совместных жизнях.
Семён Николаевич, то и дело загорался чем-то, ловил за хвост очередную искру и мастерил чего-нибудь этакое. Или строил. Выходило, обычно неуклюже, неправильно.
Два года назад он заплакал, оказавшись на новой даче. В ту осень, им досталось крошечное наследство (наследство, не то, чтобы очень маленькое, но говорю я так, потому что при слове наследство рисуются миллионы) в размере двухсот десяти тысяч рублей. На эти деньги Семён Николаевич хотел построить что-нибудь этакое, но решено было купить «что-то дельное».
Дельной оказалась дача, состоящая из домика в тридцать квадратов и полгектара земли. Владелица всего этого чуда – Тамара, человек грустный и старый. Из семидесяти пяти лет своей жизни, тридцать два она отработала на кухне рыбацкого судна. К быту она была не готова, хоть и всю жизнь о нем грезила. Она оставила в тридцати квадратных метрах своего дома невероятное количество хлама: чемоданы, мешки и коробки с вещами, посуду, ящики и свертки с давно гнилыми овощами, грязные мягкие игрушки, с десяток пар обуви. Оставшееся барахло
