кто-нибудь еще сидит так долго за конченными учебниками?
Как ты успел заметить, мы с дядей Ираком сильно сдружились. Правда, так было не всегда, раньше мы были просто соседями, никакой дружбы. Наверное, все началось после того случая в душевой. Да, так оно и было.
Я вернулся с процедур, потный и вонючий, вот и пошел в душевую. Занято. Свет горит, и ни звука. Возвращаюсь через двадцать минут – без изменений. Подумал, Майя вертится у зеркала, но где тогда музыка? А здесь тишина, ни тебе шорохов полотенца, ни шума воды. Я постучался. Тишина. Думал позвать соседей, но доперло – еще все работают.
Ох, как же я трусил входить в душевую. Мало ли, что происходит. «А вдруг там никого нет? Может, просто кто-то забыл выключить свет?» Подумал, чем плохая мысль, тогда-то я и нашел дядю Ирака.
Вначале я увидел разбросанное по полу тряпье, воняло кислятиной. И только потом заметил ногу. Она свисала с угла душевого поддона. Шторка отдернута, бледное тело в пупырышках, лицо впечатано в поддон. Трусы спущены, повисли на бедрах. Под животом желтая лужа. Печальное зрелище.
Я медленно отходил от ступора, мозги не соображали, снова дернуло бежать за помощью, опомнился – звать некого. Я страшно испугался. Нет чудовища страшнее неподвижного человеческого тела.
Кожа оказалась такой же холодной и липкой, как я и представлял. Аккуратно подтянул мокрые трусы: не хотелось задеть сморщенный член. Фильмы врут: никто не станет спокойно сидеть в ванной, пока его поливают ледяной водой. Ругань, махи руками, пару раз он все же меня задел.
Ирак постепенно трезвел, перестал буянить и не пытался меня убить. Когда дядя Ирак откинулся на кафельную стену, весь скрюченный и бледно-синеватый, я понял – с водными процедурами пора заканчивать. Он смотрел в пространство, и плечи его вздрагивали.
– Пжалста-а… – сказал он, закрывая лицо, по его худым рукам стекала вода. – Хват-т-ит.
Я отключил воду, одежда промокла, на полу потоп. Я подал Ираку полотенце и помог выбраться из душа, провел по коридору в комнату и приготовил сладкий чай. Он лег в постель и сразу уснул.
Знаешь, я ничего ему не сказал. Кто-то стал бы осуждать, нести всякую шелуху о совести и морали, и о том, как нужно себя вести. Понимаешь, людям нравится осуждать других. А я вот что думаю: пусть каждый отвечает за себя. Все мы не святые.
Рассказал я тебе эту историю не затем, чтобы выставить дядю Ирака плохим, а себя хорошим. Нет. Я хотел сказать, что людьми нас делают не счета в банках и не узнаваемость в супермаркете, а элементарное неравнодушие к другим.
Письмо 8
Падение и подъем
10 марта, четверг
Прислушиваюсь к тишине и различаю звук «тик-так», секундная стрелка забуксовала на месте. В детстве, еще до школы, мама говорила, что в часах живет человечек, дергающий рычаги стрелок. Она учила быть осторожным с часами. Однажды часы остановились, и я подумал, что
