понимала, что об этом не стоит и мечтать, она просто не так устроена. Верность, вот то, что было написано на ее судьбе, и она должна нести этот свой крест до самого конца.
Она никогда не сможет изменить, даже если бы и захотела этого. Никто не успокоит ее, не убережет от горьких мыслей и разочарований. Хотя проще и легче было оставаться с единственным, в простой короткой человеческой жизни, несомненно. Но если впереди бессмертие – страшно даже подумать о том. Никого кроме Белбога. Но их отношения давно и бесповоротно испорчены. Она не сможет ничего поправить, и не станет любить его, как когда-то. Он и хороший и добрый, но этого мало для счастья, – понимала она, к своему ужасу.
Зная, что она не сможет больше поговорить по душам со своим мужем, Жива отправилась к отцу. Куда ей было еще пойти? Сварог пребывал в обычном для себя состоянии – он дремал, и, очнувшись, удивленно смотрел по сторонам ничего не видевшими глазами. Да и что новое для себя он мог увидеть здесь? И только узрев свою любимую дочь, старик как-то преобразился и посмотрел на нее ласково. Он насторожился и понял, что с нею было что-то неладно.
– Что тревожит тебя, дитя мое? – спрашивал он рассеянно, словно в мире не могло происходить никаких значительных событий, и мир дремал вместе с ним. И она начала говорить. Жива говорила о муже, о муках, ею переживаемых, о мире, который становится все более чужим и непонятным.
– Я не знаю, как мне быть и что делать дальше, – неожиданно призналась она. Она молча ждала его совета. И он заговорил:
– Ты напрасно волнуешься, ты совсем не похожа на Марену, и это прекрасно. Ты и должна оставаться собой, хотя это трудно, очень трудно, но ничего другого не остается.
Жива немного успокоилась после таких ее слов. В глубине души она понимала, что отец только утешает ее. Но он и сам был другим, и никак не вписывался в этот странный мир.
– Белбог не любит меня больше, – говорила она о главной своей беде.
Горе переполняло ее душу. Она помолчала немного и прибавила:
– И никогда не будет любить. Я не знаю, были ли они вместе, но она посеяла в душе моей семена неверия и убила любовь.
– — Любовь все равно прошла бы, – он говорил, скорее всего, о себе и Триглаве, – но с нами остается жизнь. Она всегда значительно больше, чем любовь, и в этом есть своя мудрость. Даже люди с их кратким веком удержать ее не могут, что же о нас говорить.
– Я стараюсь помнить это, только без любви так плохо. И мне хочется родить сына, прекрасного сына. Тогда и моя жизнь бы переменилась. Она открыла отцу то, о чем даже сама боялась думать.
– Для этого можно и к Даждьбогу пойти, – спокойно, словно что-то обычное, произнес он.
И порывисто на него взглянув, Жива поняла, что это на самом деле можно сделать. Если отец позволяет, то кто может ей запретить. На душе у нее стало легко и весело. Она больше ни о чем не задумывалась, ничего не боялась. Подобие счастья снова
