например, вообще считал, что Бонапарт занимает его место. Вручение маршальских жезлов многим из них, как мы уже отмечали, явилось больше актом политической необходимости, чем признанием их истинных военных дарований, и еще менее – преданности императору. Поэтому, вероятно, не следует делать слишком далеко идущих выводов из поведения ряда представителей высшего офицерства в 1814 году.
Военачальники Наполеона в подавляющем большинстве честно и самоотверженно служили Империи, пока она существовала, и служили бы, очевидно, так же ей и дальше, если бы не вмешались очень веские причины, и трудно строго судить этих людей за исключением тех, кто действительно совершил низкий поступок, как маршал Мармон, сдавший свой корпус в 1814 году, или генерал Бурмон, перебежавший к врагу накануне бельгийской кампании 1815 года.
Однако от социальных и моральных категорий вернемся к проблемам чисто военным. Выше мы говорили об отваге и мужестве военачальников Великой Армии, и, как было отмечено, эти их качества неоспоримы. Гораздо более спорным является вопрос полководческого искусства высшего командного состава наполеоновской армии.
Отметим сразу, что маршалы, несмотря на их высокий ранг, были далеко не лучшими из возможных помощников императора, и это связано с уже отмеченным фактом политического императива в их производстве. Вознагражденный маршальским жезлом за свои прошлые заслуги под Флерюсом, Журдан оказался далеко не блистательным советником короля Жозефа в кампании в Испании, Лефевр, активный участник переворота 18 брюмера и бесстрашный солдат, зарекомендовал себя как посредственный полководец; Мюрат, муж сестры Наполеона, а также один из самых ярких действующих лиц брюмерианского переворота, выказал столь же много безумной отваги, как мало элементарного рассудка.
Нужно сказать, что в армии это чувствовали и не испытывали особо нежных чувств по отношению к маршалам типа Ожеро или Журдана. Особенно явственно это проявилось в испанской кампании. «Мы считаем, что император должен оставить старых маршалов лечить свои катары в их роскошных особняках, – писал молодой офицер, сражавшийся на Пиренеях, – нам нужны не эти усталые и пресыщенные люди, а молодые командиры, активные и предприимчивые, достойные командовать нашими храбрыми и честными солдатами. Пусть нам дадут тридцатилетних генералов, и мы вышвырнем ко всем чертям в море англичан и победим испанцев, пусть даже ими командует Святой Нарцисс и все святые, вместе взятые»[235].
Из ряда блестящих военачальников Империи выделяются, несколько фигур, среди которых нам хотелось бы отметить прежде всего маршала Даву. Фактически до 1804 года, когда тридцатичетырехлетний дивизионный генерал Луи-Николя Даву стал маршалом Империи, его мало кто знал. «Что касается Даву, это человек чести, порядка и прежде всего долга, – пишет Сегюр. – Он был для нас почти неизвестным, хотя до этого и достойно служил. Говорили, что Келлермана сделала маршалом Франции победа под Вальми, Журдана
Jolyet. Episodes de la guerre en Catalogne, 1808–1812. // Revue des études napoléoniennes. Juillet-décembre 1919, p. 187.
