какие дома! Стеклянные. Как будто из будущего.
От последних слов мое сердце тревожно и больно сжимается.
Едем в трамвае, теплом после наружного морозца. Народу мало, пятеро или шестеро. Алеша таращится в окошко на зыбко озаренные огнями здания. Рот восторженно полуоткрыт.
От конфузливости он до сих пор не поинтересовался, как меня зовут. Он очень стеснительный мальчик, этот Алешка.
Лишь констатирует:
– Люди как-то странно одеты.
И замолкает. Обдумывает увиденное.
К нам, пошатываясь от качки и порой хватаясь за сиденья, приближается меланхоличная костлявая кондукторша в темно-зеленой засаленной куртке с капюшоном. Выгребаю из портмоне мелочь, ссыпаю на ее узенькую желтую ладошку. Кондукторша скользит по мне и Алешке равнодушными, болотного цвета глазами и удаляется.
Смежаю веки и слегка задремываю…
Открываю глаза. Что-то явно изменилось. Поразмыслив, понимаю, что: в вагоне стало тепло, даже, пожалуй, жарко. За окнами мутно-серое осеннее утро. Деревья наполовину желто-оранжево-красные. Скорее всего, сентябрь.
Трамвай заворачивает в район моего детства.
Проезжаем, покачиваясь, мимо заводских цехов, выглядывающих из-за заборов с колючей проволокой. Мимо проходных. Заворачиваем влево, катим между рядов двух- и трехэтажных домишек.
На короткое время вагон озаряется кротким солнцем, но ни пассажиры, ни кондукторша как будто этого не замечают. Сидят, точно у них отключили мозги вместе со способностью поражаться чему-нибудь.
Горит совершенно лишний электрический свет.
‒ Алеша, разве ты не видишь, что за окном ‒ осеннее утро?
Поворачивает ко мне незрячее лицо. Потом глаза обретают осмысленное выражение.
‒ Ага, ‒ произносит с заторможенным удивлением, медленно приходя в себя, точно пробуждаясь после глубокого гипнотического сна.
Машинально задираю рукав пуховика, смотрю на свои электронные…
Быть такого не может!
‒ Алеша, какой сейчас месяц?
‒ Сентябрь, ‒ отвечает, пожав плечиками.
‒ А день?
‒ Воскресенье.
‒ Двадцать шестое?
‒ Вроде бы.
‒ А год? Какой год, Алешка?
‒ 1971-й.
И глядит на меня с укоризной, не прикалываюсь ли над ним?
А трамвай, между тем, позванивая и постукивая на стыках, с железным упорством движется вперед.
Наша остановка. Выходим.
Нас обнимает мягкое тепло бабьего лета. Снимаю спортивную шапочку, сбрасываю пуховик, засовываю под мышку. Теперь на мне свинцового цвета толстовка с капюшоном, надетая поверх старой черной футболки. Подражая мне, Алешка стаскивает ушанку, пальтишко и оказывается в серовато-буром потрепанном свитерке.
Мой привычный с детства низенький район. Облупившаяся штукатурка, косые, кривые деревянные двери, обшарпанные рамы, трещины на асфальте.
Наклоняюсь,
