на тротуаре и недоумевающим взглядом проводив удаляющийся автобус, пришла к заключению, что ею движет провидение и тому угодно, чтобы перед возвращением домой она немного развеялась. А где же развеяться, как не на рынке?
Попасть в тот можно было, лишь миновав ряд с торговками, продающими живые цветы. Двигаясь мимо торговок, жена поравнялась с одной из них и возле нее увидела седеющую собаку, которая была измождена донельзя. Достаточно было мимолетного взгляда, чтобы оценить бедственное состояние животного. Но, невзирая ни на что, собака была красива необыкновенно. Поджарая; с короткой ровной шерсткой полового окраса по всему туловищу, хотя и значительно поседевшей; на тонких высоких серых ножках; с продолговатой и точеных форм головой; длинной узкой шеей. В общем, стройная, как лань, и очень на ту похожая.
Жена потупила глаза и по инерции сделала несколько шагов по направлению к рынку, а в голове ее промелькнула вереница мыслей, и все они были о собачке: “Тоже борзая. “Хортой” зовется. Выведена в России, как и порода русской псовой, но исторически позже. Сука. Экстерьер превосходный! Но почему она такая истощенная?! Все позвонки и ребра наружу. Кожа да кости. Форменный дистрофик! Ну уж нет!!! Сейчас же разберусь, кто довел это благородное животное до столь ужасающего состояния. Небось, муженек этой торговки − он и замордовал. “Охотник” так называемый. По полям гонял, а кормить не кормил. Изверг!!!”
Резко застопорив шаг, моя решительная женщина по-военному развернулась на носках и, стремительно приблизившись к торговке, атаковала ее грозным окриком:
− Чья собака?!
− Не знаю. Приблудилась ко мне и уже час стоит, − испуганно ответила женщина.
Сердце жены стиснуло жалостью, и она почувствовала, что не может оставить хортую. Та была в большой беде, и без срочной помощи ей оставалась неделя, не больше. Жена взяла хортую за ошейник – простенький, дешевый, потрепанный − и по его виду определила, что претерпел он множество дождей. Весь сморщился, местами потрескался. Она оглядела хортую уже вблизи и обнаружила, что та пустует. А пустовка в той стадии, когда, с учетом бездомного образа жизни, хортая уже может быть повязанной бродячими дворнягами, что нехорошо совсем. Про ее возраст сказать что-либо было трудно. На первый взгляд она не выглядела старой, но обилие седины в ее шерстном покрове указывало на обратное. При этом все шерстинки – и половые, и седые − осыпались на глазах. Немыслимое их количество подхватывалось каждым порывом майского ветра, разносилось по сторонам и массово оседало на черном брючном костюме жены, предназначенном на выход.
− Я ее забираю, − твердо сказала жена, и испросила у торговки веревку, дабы использовать в качестве поводка.
− Сейчас подыщем, − с готовностью откликнулась женщина и обратилась к картонному ящику у своих ног, в котором были припасенные аксессуары к букетам.
Извлекши из него ролик полиэтиленовой ленты для обвязки букетов, она отмотала пару метров и, обрезав ленту ножницами, передала жене со словами:
− Лента прочная. Держите!
Жена
