не идёт, лишь лапками перебирает, то снова возвращается к домику, где мечется в раздумьях несколько секунд, после чего опять бегом вниз, и так раз за разом на виду пришельцев. Но те – ни с места, молча наблюдают, как странно себя ведёт приличный с виду родственник.
Нам тоже было непонятно, почему Ванька стал таким нерешительным в самый, казалось бы, ответственный момент его жизни. Не шевелясь, чтобы никого не спугнуть, мы как заговорщики сидели на скамейке под деревом в ожидании того, что же будет дальше.
Прошло минут пятнадцать. Несмотря на все свои старания Ванька так и не взлетел. Голуби ещё какое-то время терпеливо наблюдали, но вот один из них резко взмыл, и тогда вся ватага с шумом поднялась в небо, быстро скрывшись в направлении соседнего села.
Огорчённые неудачей, мы не знали, что делать дальше. Больше всего мучило сомнение: сможет ли Ванька нормально летать или ему всё-таки придётся жить у нас.
Несколько дней мы с надеждой поглядывали на крышу дома, где обитал наш голубь, но ничего нового так и не увидели. Домашние дела взяли своё, и Ванькина тема сама собой отошла на задний план.
Вспомнить о ней заставил детский крик:
– Мама, папа, голуби прилетели!
Мы выбежали во двор. И правда, на том самом коньке дружно в рядок устроилось несколько белых и сизых птиц. Мы присели на скамейку, чтобы узнать, как поступит Ванька. Он был здесь же, над нами, уже потревоженный и активный.
На крыше через дорогу всё было, как и несколько дней назад: молчаливые посиделки с одновременным наблюдением за собратом. Как-то он поступит в этот раз?
К нашему сожалению, ничего нового не произошло. Всё те же робкие попытки с тем же результатом. Голуби опять улетели одни.
Потом были ещё несколько попыток, пока, наконец, наш герой не отважился на поступок. Это успели заметить дети, которые и передали нам свою радость:
– Ванька летает! Летает! Вон он, со всеми!
Мы с Мариной прильнули к окну. На соседней крыше сидела группа голубей, среди которых, как утверждали мальчишки, должен быть и Ванька. Честно скажу, я его не нашёл. А вот Марина оказалась более зоркой.
– Да вон же, рядом с белым, смотри, как прогибается.
Я, наконец, высмотрел стервеца. Он и вправду суетился перед застывшим рядом с ним альбиносом. Но странно: как только я увидел Ваньку, тут же почувствовал внутреннее напряжение – то ли это были переживания за него, то ли предчувствие расставания с ним, теперь уже, я в этом был уверен, неизбежного.
И всё-таки, несмотря на мои так называемые переживания, эта история закончилась хорошо. Ванька улетел вместе с голубями. Пока мы дружно махали ему руками на прощание, он в одиночестве сделал над нами круг почёта, после чего присоединился к поджидавшей стае и растворился в ней как равный с равными, оставив о себе только воспоминания.
