срыва»… А он ли, причина? Настоящая ли?! Трудно понять, особенно ребенком. Так было и со мной…
Будучи ребенком, уже под «покровительством» Александра. Возвращаясь с ним под руку, из очередной больницы, я имел совесть (читай – не имел!), подслушать. И даже подсмотреть, «сцену» между матерью и дочерью.
Все было, так «сумбурно» и не понятно. Я не сразу сориентировался и понял, что именно привлекло мое внимание. И что, именно это, привлекло мое внимание и заслужило его, как нельзя кстати.
Женщина, одетая в черное длинное пальто по колено. Поверх темно-серых классических брюк со стрелками. С черным беретом на голове и в черных коротких сапогах на небольшом каблуке. Руки ее были в черных перчатках, правой из которых, она держала левую руку поменьше, в белой перчатке. Она нервно дергала ею, похоже, как ругая девочку за что-то. Оценки, возможно или поведение. Что-то подобное.
Казалось бы, начальная школа и начальные классы… Как и я. Пусть, я и часто прогуливал по «семейным обстоятельствам» и состоянию здоровья… Что меня, конечно, очень расстраивало. И всякий раз, возвращаясь не в школу, а домой, после очередной госпитализации, я очень сильно корил себя. И обещал наверстать. Обещался и Ксандеру. И он мне верил! Обещаясь, всячески, «подсобить» и помочь в этом.
Ксан никогда не ругал меня за подобное. Да и ни за что! Привлекал внимание к проблеме? Да. Помогал решать? Да. Но не повышал голос. Имея правило, объяснять все с толком и с расстановкой. Тихим и спокойным голосом. Даже, шепотом. Так, лучше слышалось и воспринималось. И «галдеж», «сникал» автоматически. Не слыша ничего, все начинали прислушиваться, только тогда…
И я ему ничего подобного, в «тон», никогда не отвечал. Сам не повышал голос.
И этой девочке, не стоило говорить все то, что она говорила. Но я, не зная предыстории, подумал, что она, в какой-то мере, в каком-то своем мире и в своей Вселенной, имела на это право.
Она имела неосторожность, как по мне, сказать: «мне не нравится с тобой и не нравится учить уроки с тобой».
Мама была – человеком, а дочь… Дюже, походила на ангела. Каким-то своим, как внешним, так и внутренним «светом». Но я, уже и не помню, дотошно и точно, по «ощущениям».
Она была в белой вязанной шапке с коричневым, словно хвост зайца, помпоном. В белой куртке, из-под которой торчала юбка кремового платья, до колена. И в белых сапогах, по колено.
А не нравилось, почему? Как я понял, потому, что бывало, когда мать поднимала и «прикладывала» руку к ней. «Срывалась» на ней. Но это не доходило до настоящего «рукоприкладства» или насилия. Со слов самой матери, это было, исключительно, в «воспитательных» и «преподавательских целях». Ей казалось, что так, до нее быстрее и лучше «дойдет». Но «выходило», «обратное» и «выходило», наоборот… Девочка была этим, явно, недовольна.
На что мать, после этого. Со словами: «тогда не живи со мной, раз я такая плохая!». Просто, «откинула» ее руку… И «выпрыгнула» на дорогу.
Мы шли за ними, около дороги и
