что смогло бы как-то сокрушить этот канон. И, конечно, я знаю о том, как устроен мир, но… Она тоже знает но, возможно, сама того не подозревая, тогда мама сказала больше истины, чем могла себе представить. Только сейчас это понимаю. Только сейчас, спустя много лет, углубляясь в саму ситуацию, я понял: свет любого светила зависит только от нас самих. Даже небольшой огонёк, повисший на фитиле свечи, способен осветить подземелья собственной невежественности на пути к познанию. Он медленно будет спускаться вниз по пропитанной парафином нити и плавить воск вокруг. В это время ты, я, кто угодно может совершать полный приключений бег по страницам книги.
В любом случае, мы – лампочки, и мы должны освещать. Каждый по-своему. Даже если тускло или же наоборот испепеляюще ярко. А применение найдётся каждому.
Я возвращаюсь домой. Зима. Холодно. Ночь. Свет фар встречных автомобилей бьет по глазам, слепит и оставляет после себя те самые белые круги, как тогда, когда я спросил у мамы про лампочку. Именно поэтому я веду свой автомобиль из одного города в другой, считаю километры, скорость с которой двигатель гонит груду металла по дороге и пытаюсь определить примерное время прибытия домой. Но эти встречные… В них слишком много символизма. Я вижу в свете фар обрывки своей жизни. От той прогулки после окончания экзаменов до недавнего отпуска, проведённого в горах…
Огоньки встречных, как замкнутая в прозрачный пластиковый сосуд свобода, единственная ассоциация, которая едкой кислотой омрачает совершенно все. Я понимаю, что для кого-то я такой же встречный свет, что бьет по глазам, и от этого мне ещё хуже, потому что я такая же свобода в таком же контейнере с бесцветными стенами.
А ведь тогда, после тех экзаменов я вправду чувствовал, что нет ни рамок, ни границ, нет ничего такого, что служило бы поводком и ошейником. Это было ловушкой. Только сейчас это стало таким явным, что молчать об этом нет ни сил, ни желания.
Странно запрограммирован мозг среднестатистического человеческого существа. Каждый раз, получив возможность выбирать, он старается выбрать рабство. Среднестатистический представитель нашего вида, ещё не скинув одну упряжь, уже старается влезть в другую. Он думает, что свободен и у него есть выбор. Он слушает зомбирующие вещатели, просматривает вербально-гипнотические изображения и погружается в состояние предмедитационное, где мозг более всего склонен к внушению. И так человек всасывает всем своим сознанием, что по окончанию учебного процесса надо начинать заниматься чем угодно, приносящим купюры. В большинстве своём не тем, чем хочется.
Я вспоминаю то холодное пенное в моей руке и о том, что мечтал писать песни. Вместо этого я веду автомобиль из одного города в другой, а мой белый воротничок в конце дня не такой уж и белый.
Воротничок… Вот о чем я точно не мечтал. То, чего я боялся. То, что означало для меня конец жизни. Я продолжаю жить, но нахожусь в состоянии растения, наделённого определенными рефлексами. Подобно саррацении или росянке, я хищное растение, которое поддерживает жизнь внутри своего стебля. Я подпитываюсь мясом животных, растениями, поглощаю газы, насыщаюсь влагой и существую.
Моя
